– Не так, Теарин, – он смотрел мне в глаза, – это не так. Я пришел за тобой.
И оставил меня на долгие семь лет.
Эти семь лет я жила в пустоте, несмотря на то что вокруг меня проходила жизнь. Жизнь, с которой я не справлялась, потому что во мне ее не было, я заморозила ее в себе вместе с чувствами, которые могли меня уничтожить.
Я ехала к нему, представляя сотни вариантов нашего разговора, но ни один из них не был таким. Ни один из них не поднимал со дна столько боли, которая тлела, как запертое под таэрран пламя.
– Мне жаль, Витхар, – тихо сказала я. – Мне очень жаль.
Глядя в мои глаза, он, кажется, понял все.
– Скажи, что я могу сделать, чтобы ты меня услышала? Что я могу сделать, чтобы ты поверила в то, что ты мне нужна? Как воздух. Как дыхание. Как пламя. Всегда была нужна… И сейчас.
– Ничего. – Я покачала головой.
– Теарин… – произнес глухо.
– Я уезжаю, – тихо сказала я. – Мы никогда не были опорой друг другу. Ты был прав, Витхар. Все рухнуло в тот момент, когда не стало его.
И оно действительно рухнуло. Меня выжгло из собственного тела вместе с тем, кто не успел повидать этот мир, а та, что должна была родиться заново, так и не родилась.
– Для тебя все выглядит именно так?
– А для тебя? Тебе никогда не нужна была любовь, тебе нужна была любовница. Удобная любовница, от которой ты бы никак не зависел. Ты предложил мне стать твоей тогда, на корабле. Но стать твоей означало, что я всегда буду лишь твоей прихотью. Кем я была бы сейчас, согласись я тогда? Теарин в таэрран? – Я усмехнулась. – Когда я просила тебя уйти, в Ильерре, я говорила именно об этом. Мы не умели ценить друг друга, Витхар. Мы могли бы быть счастливы, но мы прошли мимо. Возможно, мы многому друг друга научили, но… на этом все.
Тишина, повисшая после этих слов, казалась звенящей.
– Останься хотя бы на праздник, – сказал он.
Я покачала головой:
– Я выезжаю сегодня.
В глазах его снова вспыхнуло пламя: знакомое мне настолько, что на миг показалось, будто я снова в прошлом и мне сейчас отдадут приказ. Вот только приказы Витхара были больше надо мной не властны, равно как и прошлое. Благодаря Мэррис, которая сделала все, чтобы мы не остались вместе, я все-таки обрела свободу.
Взгляд Витхара полыхнул, чтобы мгновением позже потемнеть.
– Твои хаальварны устали, – коротко произнес он. – Ты тоже устала, Теарин. Подумай о том, как будет выглядеть твой скорый отъезд. Я сам был не готов к тому, что узнал сегодня. Мэррис была дружна с моей матерью, когда ее не стало… она была частью той светлой памяти, что от нее осталась. Эта часть сегодня ушла безвозвратно. Когда ты появилась в моей жизни, я тоже был к этому не готов. Не готов к нравам Ильерры, к тому, воплощением чего ты являлась.
Он помолчал и добавил:
– Оставайся до утра, Теарин.
Витхар отступил, теперь между дверью и мной больше преграды не было. Я выдержала его взгляд и кивнула:
– Доброй ночи, Витхар.
– Доброй ночи, Теарин.
В анфиладе было пустынно, звук моих шагов эхо бросало из стороны в сторону. Я едва успела ее пройти, как двери передо мной распахнулись, и навстречу мне в сопровождении стражи шагнула Мэррис. Она шла, гордо вскинув голову и расправив плечи, лишь поравнявшись со мной, бросила на меня дикий, полный ярости взгляд.
– Будь ты проклята! – прошипела она и плюнула мне под ноги.
Я не остановилась, но ее искаженное злобой лицо еще долго стояло перед глазами. Когда я шла по коридору, когда стояла на балконе, вглядываясь в огни Аринты.
Когда засыпала, пытаясь стереть из памяти не только ее ненависть, но и лицо сына Ибри.
Мальчика, похожего на Витхара как две капли воды.
Проснулась я от ощущения чьего-то пристального взгляда. Резко распахнула глаза и замерла: у моего ложа стоял Гаяр.
Он тоже замер – видимо, не ожидал, что я так резко проснусь. Руки его сжались в кулаки, глаза потемнели до той черноты, за которой у Витхара уже просыпался огонь.
– Убирайтесь, – сказал он. – Уезжайте из Аринты. Немедленно.
Я даже не сразу поняла, что случилось, – осознала только, что ментальная сила легонько толкнула меня в сознание. Вероятно, так мог боднуться Дири, когда был виаренком, но попытка приказа не удалась. Ноздри Гаяра раздувались, он слишком плохо справлялся с эмоциями, чтобы суметь удержать мое сознание. Для приказа нужен чистый холодный рассудок, в нем же смешалось столько всего, что его чувствами меня ударило гораздо сильнее, чем он хотел.
– Ты сейчас же выйдешь из моей комнаты, – произнесла я, садясь на постели.
Я не спала обнаженной, но все равно придерживала покрывало, потому что ночное платье требовало халата.
– И если хочешь поговорить, зайдешь снова. Предварительно постучав.
Лицо мальчика исказилось: осознание того, что у него не получилось отдать приказ, ударило в меня яростью.
– Мне не о чем с вами говорить! Я вас ненавижу!
Вот теперь в глазах полыхнуло пламя – сын Витхара действительно был очень силен. Алое пламя заслонило детскую радужку, темную, зрачки располосовали ее на две половинки.
– Из-за вас бабушка уезжает! Из-за вас мне не позволят даже с ней попрощаться! Ненавижу вас! Ненавижу! Ненавижу!
Он выкрикнул все это мне в лицо, сжимая и разжимая кулаки, а потом развернулся и вылетел из комнаты. Перекрывая его шаги, громыхнула дверь, раздался хруст, и ветряные колокольчики исполнили свою последнюю песню. Свалившись на пол, они жалобно звякнули и затихли.
Я вздохнула и провела руками по лицу, откинула назад волосы. Вчера стоило заплести косу, как я всегда делала, но во мне не осталось сил, и сейчас предстояло долго сражаться с щеткой и узелками спутавшихся прядей. Судя по едва разбавлявшему ночную хмарь свету, утро было еще совсем раннее, но думать о том, чтобы снова заснуть, даже не стоило. Поэтому я поднялась и устроилась перед зеркалом.
Одевалась я тоже сама: наряды, которые мы привезли в сундуке, служанки отпарили и развесили. Я выбрала алое, совершенно не заботясь о том, что когда-то этот цвет каждому во дворце напоминал о моем статусе. Заплела косу, подхватив легкими заколками с каплями драгоценных камней. Все-таки в том, что мне долгое время приходилось жить в лишениях, были и свои плюсы – сейчас я могла сделать себе прическу без посторонней помощи.
Впрочем, посторонняя помощь мне все-таки потребовалась. Я разбудила служанок и попросила узнать, когда просыпается местар и согласится ли он со мной переговорить. После чего вышла на балкон и смотрела, как солнце раскрывается над Аринтой раскаленным белым цветком.
