Мою достопочтенную коллегу, Основательницу Элизабет, надлежит вскорости проинформировать о том, что Видала обвиняет ее в измене. Может, и Хелену сюда же? Кто окажется самым необязательным, если придется приносить жертву? Кого проще всего сагитировать, если возникнет нужда? Как лучше всего натравить друг на друга жаждущих свергнуть меня членов триумвирата, дабы затем свалить их по одной? И какова подлинная позиция Хелены относительно меня? Хеленой правят веяния момента, какие ни на есть. Из этой троицы Хелена всегда была самой слабой.
Я добралась до поворотной точки. Вращается Колесо Фортуны, ненадежное, как луна. Вскоре те, кто был внизу, двинутся вверх. И наоборот, разумеется. Я сообщу Командору Джадду, что Младеница Николь – ныне юная девушка – наконец-то почти в пределах моей досягаемости, и, возможно, в ближайшем будущем ее удастся заманить в Галаад. Я скажу «почти» и «возможно» – пусть томится в ожидании. Он будет страшно доволен – пропагандистский потенциал репатриированной Младеницы Николь он постиг давным-давно. Я скажу, что планы мои развиваются, но в настоящее время я бы предпочла ими не делиться: расчеты тонки, и неосторожное слово в неподобающие уши может все испортить. К реализации плана привлечены Жемчужные Девы, а они находятся в моем ведении, они трудятся на особом женском поприще, куда негоже соваться неуклюжим мужчинам, скажу я, проказливо грозя Командору Джадду пальцем.
– Скоро вы получите свой трофей. Даже не сомневайтесь, – прощебечу я.
– Тетка Лидия, уж и не знаю, как вас благодарить, – просияет он.
«Кто, как не я, здесь дарит благо, – подумаю я в ответ. – Благо земля меня пока еще носит. Отныне, Благо, злом моим ты стань»[50].
Дабы ты понимал, как ныне развиваются события, я ненадолго обращусь к истории. К инциденту, который в то время остался почти незамеченным.
Лет девять назад – как раз в том году, хотя и в другой сезон, открыли мою статую – я сидела у себя в кабинете, изучая Родословные для планируемого брака, и тут меня отвлекло появление Тетки Лиз, обладательницы трепещущих ресниц и вычурной прически, примерно французского пучка. Ее впустили ко мне – она нервно заламывала руки, мне прямо стыдно стало за такие ее романические манеры.
– Тетка Лидия, мне страшно жаль отнимать у вас ценное время, – начала она.
Они все так говорят, но это их никогда не останавливает. Я улыбнулась, понадеявшись, что получилось не очень грозно.
– В чем беда? – спросила я.
Беды поставлялись в стандартном репертуаре: Жены воюют друг с другом, дочери бунтуют, Командоры не удовлетворены предложенным выбором Жен, Служанки бежали, Рождения не задались. Временами изнасилование, за которое мы, если решаем предать его огласке, сурово караем. Или убийство: он убивает ее, она убивает его, она убивает ее, а время от времени он убивает его. В Эконоклассах ревнивый гнев порой берет свое, и в ход идут ножи, но среди избранных убийство мужчин мужчинами метафорично – удар в спину.
В скучные дни я ловлю себя на том, что жажду чего-нибудь поистине оригинального – допустим, случая каннибализма, но затем сама себя корю: бойся своих желаний. В прошлом я много чего желала и получала. Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах, говорили прежде; впрочем, сейчас от мысли о том, что Бог смеется, один шаг до кощунства. Бог – он у нас нынче дико серьезный парень.
– В «Жемчугах» еще одна попытка самоубийства студентки Добрачных Подготовительных Курсов, – сказала Тетка Лиз, заправляя за ухо беглую прядь.
Она сняла некрасивый платок, которым мы обязаны покрывать головы на публике, дабы мужчины не воспылали, хотя мысль о том, что какой-то мужчина воспылает к Тетке Лиз, обладательнице эффектного профиля, но пугающе сморщенной, или ко мне, с моими седеющими зарослями и телом, как мешок картошки, настолько нелепа, что едва ли требуется пояснять.
Только не это, подумала я; не хватало нам опять самоубийства. Однако Тетка Лиз сказала «попытка», то есть самоубийство не удалось. Всякий раз, когда удается, проводят расследование, и пальцы укоризненно тычут в Ардуа-холл. Как правило, нас обвиняют в неподходящем выборе суженого – на нас лежит ответственность за первый подход к снаряду, поскольку все Родословные хранятся у нас. Но вот мнения о том, что же такое подходящий, разнятся.
– Что на сей раз? Передозировка противотревожными? Хорошо бы Жены перестали разбрасывать таблетки по всему дому – любой ведь может наткнуться. Транквилизаторы и опиаты – это же такой соблазн. Или она вешалась?
– Она не вешалась, – сказала Тетка Лиз. – Она попыталась перерезать себе запястья секатором. Который у меня для букетов.
– Во всяком случае, недвусмысленно, – сказала я. – А потом что было?
– Ну, она не очень глубоко порезалась. Хотя было много крови и некоторый… шум.
– А. – (Под шумом Тетка Лиз подразумевала крики: это так неженственно.) – А потом?
– Я вызвала «неотложку», ей вкололи успокоительное и отвезли в больницу. Потом я оповестила компетентные органы.
– И правильно сделали. Хранителей или Очей?
– Тех и других.
Я кивнула:
– Вы, насколько я понимаю, справились с ситуацией наилучшим образом. Какого совета вы ждете от меня?
От моей похвалы Тетка Лиз просияла, но затем ее лицевые мышцы быстро сложились в гримасу острой тревоги.
– Она говорит, что попытается снова, если… если планы не поменяются.
– Если планы не поменяются?
Я понимала, о чем речь, но лучше получить внятный ответ.
– Если свадьбу не отменят, – пояснила Тетка Лиз.
– У нас есть консультанты, – сказала я. – Они с ней поработали?
– Применили все стандартные методы – безрезультатно.
– Высшей мерой угрожали?
– Она говорит, что не боится умереть. Она возражает против жизни. В таких условиях.
– Она возражает против конкретного кандидата или брака вообще?
– Вообще, – сказала Тетка Лиз. – Невзирая на преимущества.
– Букеты ее не вдохновили? – сухо спросила я. Тетка Лиз высоко ценит букеты.
– Ничуть.
– Ее смущает перспектива родов?
Это я понимала, с нашим-то уровнем смертности – главным образом новорожденных, но и матерей тоже. Бывают осложнения, особенно когда младенцы ненормальных форм. На днях у нас родился один без рук, что трактовалось как нелестный отзыв Бога о матери.
– Нет, не роды, – ответила Тетка Лиз. – Она говорит, что любит детей.
– Тогда что?
Я хотела, чтоб она это высказала прямо: Тетке Лиз полезно время от времени сталкиваться с реальностью лоб в лоб. Она слишком много времени проводит за возней с лепесточками.
– Говорите, – велела я. – Меня вы не шокируете.
Она помолчала, покраснела, прочистила горло.
– В общем… Пенисы. У нее как будто фобия.
– Пенисы, – задумчиво протянула я. – Опять они.
Когда девушки пытаются наложить на себя руки, дело зачастую в этом. Быть может, пора поменять нашу образовательную программу, размышляла я: полегче с нагнетанием страха, поменьше кентавроподобных насильников и мужских гениталий, что вспыхивают ясным пламенем. Но если мы станем слишком подчеркивать теоретические радости секса, почти наверняка получим в итоге любопытство и эксперименты, а затем испорченность нравов и побиения камнями.
– А нельзя ей внушить, что рассматриваемый объект – всего лишь инструмент достижения цели? Прелюдия к детям?
– Никак, – твердо ответила Тетка Лиз. – Пробовали.
– Женское подчинение, заповеданное с самой первой минуты Творения?
– Все пробовали, что только сумели придумать.
– Запрет сна, круглосуточные молитвы под надзором сменных дежурных?
– Она непреклонна. Еще она говорит, что призвана к высшему служению, хотя мы же знаем, что у них часто такой предлог. Но я надеялась, что мы… что вы…
Я вздохнула.
– Особой пользы нет беспричинно разрушать жизнь молодой женщине, – сказала я. –
