Все кончилось в тот день, когда я выпотрошил карманы не тому человеку. Дело было в сезон дождей, на город обрушился ливень, смывший с моих волос сажу. Я толкнул в деловом квартале мужчину и стянул у него карманные часы. На мою беду, жертва ходила в сопровождении охранника, которого я не заметил. Охранник схватил меня за руку в момент, когда я собирался сбежать. Обворованный взглянул на меня, и мы тотчас друг друга узнали. Отличающие всю нашу семью огненные вихры, суровый взгляд, шрам на скуле… Я обворовал своего старшего брата.
После моего исчезновения братья убедили родителей, что я сбежал и искать меня бесполезно. Это каприз избалованного мальчишки, утверждали они, я слишком ленив для военного образования, прячусь где-то поблизости, рано или поздно голод выгонит меня из дыры. О первом письме шантажиста братья, конечно, умолчали. О втором тоже. Получив письмо с требованием выкупа, мать с отцом заплатили деньги, ничего не сказав сыновьям. В нашей семье никогда не умели разговаривать по душам. Не получая новостей, родители сочли меня мертвым.
Старший брат отвел меня домой, мать чуть не утопила меня в слезах, отец поздравил дружеским похлопыванием по плечу, сестры чуть не задушили в объятиях. Вопросов никто не задавал, считалось, что все пойдет как прежде. Сам я помалкивал. Они ничего не поняли: для них я успел умереть, для умиротворения моей души они даже сожгли тряпичную куклу. Мое возвращение было возвращением на два года назад, стирало все, что произошло за это время.
При любой возможности я убегал к Кикувату. Мать это не принимала, ее пугала мысль о новом исчезновении младшего сына; на всякий случай она приставила ко мне сурового слугу. Но уже через неделю я опять предстал перед своим наставником и все ему рассказал. Он по привычке выслушал меня, не задавая вопросов. Когда я закончил, он спросил, что я буду делать теперь, когда мне больше не нужно воровать, чтобы выжить. Я ответил, что хотел бы использовать его науку для крупного предприятия, которое вынашивал с раннего детства: проникнуть в тайны Йолин-Ахта. У него загорелись глаза. Он сказал, что знает кое-какие всеми забытые места, занесенные песками, и что умирает от желания раскопать другие.
Он проводил меня до городских ворот и показал странные захоронения, затерявшиеся среди старинных укреплений. В них покоились останки воинов, преображенных колдовством. Со стороны пустыни эти могилы были невидимы; в случае нападения их обитателям предстояло воскреснуть и вступить в бой. Покрытые рунами скелеты столетиями ждали, когда будет произнесено давно забытое заветное слово.
В городе насчитывались сотни подобных тайн. Все свои юные годы я посвятил их раскрытию на пару с Кикуватом и обработке наших находок. Когда мне стало тесно, я отправился на поиски загадок, скрываемых пустыней. Так с тех пор и не останавливаюсь.
– Вот это да! – восторженно восклицаю я, когда Элифас умолкает. – Это и есть, по-вашему, «нечего рассказывать»? Вы сами – ходячая легенда!
– Вам никогда не хотелось отомстить Человеку-Медведю? – интересуется Маргуль.
– Не успел. Через несколько недель после моего бегства его нашли отравленным в игорном притоне. Того, кого я прозвал Сломанным Носом, я порой встречаю на рынке у Восточных ворот – одноглазого, вечно голодного, клянчащего на еду. Он и так уже в аду, какая месть?
Когда у костра воцаряется молчание, от него уже остаются одни угли. Наш землепроходец сидит и задумчиво смотрит в пустоту, остальные укладываются спать. Я стараюсь поудобнее устроиться среди камней и кактусов. Но мне не до сна, из головы не выходит рассказ Элифаса.
Переворачиваюсь на спину, лицом к звездам. В императорской армии Элифас уже дослужился бы до генеральского или по меньшей мере до полковничьего чина. Но похищение все изменило. На этом его жизнь могла бы прерваться, но он сражался, чтобы выжить, вырвался на свободу, встретил человека, который помог ему стать хозяином своей судьбы. Прямо как я. Бегство стало важнейшим шагом в моей жизни. Оно повлекло хаос, преобразивший все вокруг меня. Не скажу, что мне не нравится моя нынешняя жизнь. Просто это совсем не то, чего я ждала, покидая домашний уют.
Одно не вызывает сомнения: мне повезло с друзьями. Мы идем, едим, беседуем. Нам хорошо вместе. Я была бы рада, если бы это путешествие никогда не кончалось.
«Мне тоже хорошо», – поддакивает Сия, растягиваясь рядом со мной с набитым рыбой брюхом.
Я бы покривила душой, если бы сказала, что не скучаю по прежней жизни, по чувству надежности. Нынче я сознаю, что жизнь без страха – роскошь, которой я пренебрегала.
«Мне тоже нравилось быть котенком. Все время бездельничаешь! Мать охотилась вместо меня, стерегла наше логово, вылизывала меня. Я спала, играла, ела и была счастлива. А потом мать взяла и бросила нас, потому что мы выросли. Мне пришлось искать, где охотиться и где спать в безопасности. Это было нелегко. Позже меня поймали, избили, заставили голодать. Дальше я встретила тебя. Хотелось бы мне сегодня опять обернуться котенком? Нет, клянусь всеми степными газелями!»
Легко так говорить, когда ты клыкастая и когтистая дикая кошка! Мне сложнее, я больше не ребенок, но еще не стала взрослой. Это промежуточное состояние таит больше неопределенностей и опасностей, чем я могла вообразить.
«Вы, люди, слишком долго взрослеете, – думает, зевая, Сия. – Ладно, спи. Тебе это полезно».
И Сия замолкает. Ее дыхание замедляется, становится ритмичным, мирным. Убаюканная им, я тоже засыпаю.
Мы достигаем вершины горы, а солнце – зенита. На юге, насколько хватает глаз, простирается красный океан пустыни. На севере – буйство природы, зеленые волны лесистых холмов. С востока на запад тянется позвоночник горного хребта, ревниво препятствуя смешиванию красного и зеленого.
Я впервые занимаюсь альпинизмом и хочу верить, что самое трудное уже позади и спускаться будет легче. Но не тут-то было! Северный склон куда круче южного. То, где нам приходится ползти, уже не назвать тропой, из-под ног все время скатываются камни. Даже Сия смотрит в оба, чтобы не поскользнуться и не рухнуть в пропасть.
Бездна справа от нас обещает неуклюжему неудачнику долгий полет. Я испуганно хватаюсь за каждый крупный камень. В конце концов мы разбиваемся на
