– Слишком медленно, – сказала она, пока Манфрей поднимался с земли, массируя челюсть. – Еще раз.
На этот раз он начал кружить вокруг нее. Чертил оружием в воздухе круги, пытаясь обмануть ее. Эту технику он подсмотрел у Натаниэля. Но не отдавал себе отчета в том, что она эффективна, лишь если противник думает, что ты реально готовишься к атаке. Проблема Манфрея состояла в том, что он слишком много думал. Пробовал припомнить все те советы, что давал ему Дункан. Но это была тренировка не интеллекта, а инстинкта. Матильда снова метнулась вперед, Манфрей попятился, сразу забывая обо всех уроках. Он парировал несколько первых ударов, но даже не попытался вернуть себе инициативу. Просто защищался, пока не случилось неотвратимое. Его деревянный меч взлетел в воздух и приземлился у старого колодца.
– Да что с тобой сегодня творится? Даже Касс дерется лучше.
Сидящая на колодце девушка опровергла это, покачав головой.
– Да ничего, я просто какой-то несобранный. Ну, знаешь, армия дикарей, которую мы ждем, и тому подобное.
– Так тем более надо собраться. Не время на глупости.
– Хорошо. – Он поднял меч и вернулся на свое место.
– Что опять?
– Ничего.
– Я же вижу, что ты какой-то надутый. Опять, что ли, из-за этого признания твоего?
– Нет… Да, – признал он неохотно.
– О господи.
– Ну потому что я не понимаю, чего ты не соглашаешься? Ведь Серым Стражникам можно вступать в брак, я у Люциуса спрашивал. А если вдруг не зацепишься за плащ, то мы всегда можем поселиться здесь и…
– И что? Буду стирать, готовить и штопать тебе подштанники? – перешла она в атаку.
– Нет, я же пробовал твою стряпню. Но зато я прекрасно готовлю. А со штопкой, если это тебе так мешает, то…
– Да не в том дело, что мешает. Я… не умею, – признала она, несколько смутившись.
– Что?
– Не умею. Штопать, готовить, стирать и что там еще жёны делают. Я не умею. Только бить людей.
– И?
– Что «и»? И что за жена из меня получится? А если получу плащ, так еще хуже. Даже не знаю, куда меня пошлют, может, на другой конец света. И что, ты поедешь со мной?
– Хоть в ад, – твердо ответил он.
– Ну дурачок же. Это сейчас ты так говоришь, чувства в голове кипят. Но пройдет несколько лет, и подумаешь, что лучше было б какую-нибудь крестьянку подцепить, такую, что умеет по хозяйству чего сделать, а не только…
С досадой почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Неохотно продолжала:
– Слушай, так всегда было. Я умею только ранить людей, дословно. Сколько себя помню, я всегда была крупная, сильная и хорошо дралась. Четыре брата у меня было, и ни один со мной равняться не мог. Пока мои сестры учились готовить да шить, я с деревянным мечом бегала да соседей била. Вот такая уж я, и так живу. В четырнадцать лет я в наемники поступила. Они через нашу деревню проходили, и несколько из них попробовали пристать к местным девкам. Ну я им и напинала как следует. Командиру это понравилось, и он меня принял. А потом уже были только бои да кровь, и… Вот я, вот и все, что я такое. И тебе это не нужно.
Минуту, что казалась вечностью, они стояли в молчании. А потом Манфрей заговорил, и на этот раз нашел все верные слова.
– Дурочка. Ты тут про штопку да готовку, как будто это какое-то значение имеет. Да по херу оно мне. Если б я хотел крестьянку, что стирать умеет, уж нашел бы себе какую-то. Без проблем. Но я хочу тебя. И мне без разницы, кем ты там была и что о себе думаешь. Потому что ты лучшее, что со мной в жизни случилось, и… И, курва, ты идеальна. Такая как есть, и такую тебя хочу. Вот такие мы простаки. Подходим друг другу. И ты тоже небось хочешь быть со мной. И если так, то я уж не знаю, что еще тут считается. Потому… потому что я, курва, люблю тебя.
Матильда выронила меч. А потом подошла к Манфрею и поцеловала его. И это был самый честный поцелуй в ее жизни.
– Это все еще не означает «да», – подчеркнула она.
– Но и не означает «нет».
– Однозначно не означает «нет».
* * *Натаниэль был пьян. Не имел в отношении этого никаких сомнений. Иначе не получалось объяснить тот факт, что он идет посередине дороги с закрытыми глазами, громко распевая исключительно пошлую песенку о мужчине, выглядящем как женщина.
– Кто идет? – крикнул кто-то, грубо прерывая очередной куплет. Трудно, впрочем, сказать – который.
– Князь Терила, – ответил Натаниэль, открывая глаза. Перед ним стояли два исключительно бедно выглядящих легионера.
– Ясно, а может, сразу сам Император? – Один из мужчин явно проявлял скептицизм.
– Обожди, Зютек, это же тот Серый Стражник. Ну тот, который в самом деле князь, – заметил другой.
– Да где там, Флавиус. Какой из него князь, пьянчуга какой-то… Хотя, может, и так. Вон и перстень на пальце.
– Говорю тебе, Зютек, это он. Точно он, как господь свят, он. Это ведь ты, правда?
– Натаниэль Эверсон, князь Терила, – поклонился Серый Стражник и сделал очередной глоток из жбана.
– Я Флавиус, а это Зютек. Мы легионеры, в патруле.
– Все ли в порядке? – спросил Зютек, подходя ближе.
– Я пьян, посреди полного захолустья, и темнеет, а я тут с вами разговариваю… И еще я избил своего друга, по крайней мере, мне кажется, что он был другом. Трудно сказать, у меня раньше ни одного не было. А потом почти сделал что-то, что еще хуже. Действительно собирался сделать что-то еще хуже.
– Что с лицом у тебя?
– Не важно. О чем я говорил?
– Ты сделал что-то плохое.
– Вот именно. И почти сделал что-то, что еще хуже.
– Может, нам стоит проводить тебя до командории? Скоро будет темно.
– О нет. Я туда не вернусь. Может, в Легион вступлю. Вы как в Легион попали?
– Ну так. Мы были в городской страже, в одном городе, – начал объяснять Зютек.
– Очень хороший был город, спокойный такой.
– Ну вот да. А потом один рыцарь поубивал кучу людей, и мы сбежали. И искали новую работу.
– И этот идиот предложил Легион.
– Тихо, – перебил Натаниэль. – Слышите? Кто-то едет. Это всадники. Два… три коня. О, их уже и видно.
– Это Серые Стражники небось, – сказал Флавиус. – Узнаю того здорового, и женщину, ту, с сиськами. Злые, кажись.
– Спокойно, я бы больше боялся того, что едет первым. Это Дункан, мой бесстрашный вождь. Такое впечатление, что отчего-то он давно хотел меня ударить. И уже, наверное, когда-то это сделает. Но это ничего, я с ведьмой говорил и знаю, что, пока меча не достану, мне ничего не
