– Прочь с дороги, собака-вонючка! – прорезал воздух злобный лисий вопль.
Повернув голову, Счастливчик увидел, что сразу трое лис напали на Торфа. Черный песик скрылся под кучей визжащих и тявкающих тварей. Бедный Торф беспомощно размахивал лапами, капли крови брызнули на траву.
– Торф! Держись, дружище! – пролаял Порох и одним ударом своей тяжелой лапы отправил в кусты сразу двух лис, пытавшихся наброситься на него.
Улучив мгновение передышки, Счастливчик вскинул голову и оглушительно залаял:
– Альфа! Лапочка! Белла! На помощь!
Наконец-то – наконец-то! – его зов был услышан. Он увидел как собаки, сражавшиеся на поляне, отпрянули друг от друга. Видимо, все одновременно поняли, что происходит. Потом Альфа взревел так, что траве на поляне легла на землю от страха, и ринулся вперед. За ним, как единая стая, бросились все другие собаки.
Счастливчик был слишком занят тем, чтобы отбросить трех лис от распростертого на земле тела Торфа, поэтому не видел окончания битвы. Он только слышал наступающий собачий рык, несшийся со всех сторон, да краем глаза видел рассыпающиеся во все стороны серые тени. Одна за другой лисы падали на землю или разбегались в стороны, лишь немногие осмеливались вступить в схватку, но Альфа и Лапочка, наступавшие бок о бок, неумолимо шествовали сквозь лисье море, сокрушая все на своем пути. Они были стремительны и беспощадны, как Собака-Молния.
Лисы, зажав хвосты между лап, с жалобным тявканьем бросились наутек.
– Пора уносить лапы! – перетявкивались они. – Время бежать! Прочь-прочь-прочь!
Наступившая тишина упала, как снег.
Счастливчик повесил голову, тяжело раздувая бока. Три тощих серых лисы улепетывали в заросли, еще три истерзанных и искалеченных тела лежали на залитой кровью земле.
Потом из кустов донесся визгливый, дрожащий от ненависти, голос вожака:
– Мы еще вернемся! Мы вернемся, грязные псы! Не за вами, а за вашей вкусной щенятиной!
После этого все окончательно стихло.
Альфа молча подобрал с земли трупы убитых лис и швырнул их рядом с тем местом, где лежал Торф.
И сразу же, как будто Альфа разрушил какие-то могучие чары, Торф тоненько завыл, а Луна упала на землю и заскулила от горя и муки. Два крохотных щенка испуганно жались к матери, а Порох растянулся рядом со своими уцелевшими детьми и стал яростно вылизывать их круглые головки.
Счастливчик отвернулся, не в силах смотреть на это.
– Дейзи! – пролаял он. – Как ты? Цела?
Маленькая собачка отряхнулась, потерлась расцарапанной мордочкой о траву.
– Все замечательно, Счастливчик! Подумаешь, пара царапин! Ты беспокойся о черном песике, вот он, правда, совсем плох, – она горестно вздохнула и посмотрела на Торфа.
Вместе с другими членами стаи Счастливчик подошел к Торфу, лежавшему в лужице быстро густеющей крови.
Боль пронзила прокушенную лапу Счастливчика, но не это заставило его остановиться, не доходя до раненного. Подходить к Торфу было уже не нужно. Мухи уже густо облепили его разорванный бок, но еще яснее говорил о неотвратимом зловещий запах, уже знакомый Счастливчику.
Так же пахло от Альфи…
– Он ушел в Собаку-Землю, – раздался низки рев Альфы. – Оставьте его!
– Нет! – пробормотал Счастливчик, не в силах сдержаться. – Нет!
– Я сказал – оставьте его! Торф храбро сражался и погиб, как настоящий стайный пес, его больше нет.
Счастливчик был настолько поражен, что Альфа назвал погибшего его настоящим именем, что даже сел на землю. Вожак больше не называл Торфа Омегой… Смерть вернула маленькому черному песику его имя, достоинство и положение в стае.
Вернула все то, что отнял у него Счастливчик.
Черная волна горя захлестнула Счастливчика, за всю свою недолгую, но полную невзгод жизнь он еще никогда не испытывал ничего подобного. Стыд и вина сжимали его сердце и разрывали нутро, сокрушая все другие чувства и мысли. Эта мука не шла ни в какое сравнение и пульсирующей болью в прокушенной лапе, сейчас Счастливчик с радостью согласился бы остаться совсем без лапы, лишь бы Торф был жив.
«Это все моя вина. Это я навлек все эти беды на стаю… Я вторгся в их жизнь и испортил, я разрушил все, чем они жили… Это я погубил Торфа и Пушка».
Боль была настолько огромна, что он не мог сдержать ее в себе. Задрав голову, Счастливчик отчаянно завыл, выплескивая в небо свою скорбь и муку.
Кусака изумленно повернулась к нему, потом задрожала, запрокинула морду и тоже завыла. Почти сразу же к ним присоединился Хромой, потом Стрела, а затем Марта и Бруно. Вскоре все собаки уже дружно выли, объединившись в горе о погибших.
Но на этот раз призрачные псы не явились на горестный зов Счастливчика.
«Они отвернулись от меня, – бесстрастно подумал он, не в силах даже заплакать от тоски. – Так мне и надо. Я самый презренный пес на всей Собаке-Земле».
Голос Счастливчика задрожал, сорвался, и он замолчал.
Добрая Кусака тоже перестала выть и всем телом прижалась к нему, утешая.
– Не вини себя, – прошептала она. – Ты сделал все, что мог. Ты герой.
– Ты храбро сражался за Луну и ее щенков, – поддержала ее Стрела. – Торф пришел тебе на помощь и погиб в бою.
Его друзья возобновили оплакивание, а Счастливчик тихо сидел рядом с ними. У него пропал голос. Он сидел среди горюющих собак, и их вой разрывал ему сердце. В какой-то момент он заметил, что Нытик пристально наблюдает за ним, но какое Счастливчику было дело до этого маленького поганца?
«Да, я сделал все, что мог, – горько думал он. – Я предал вас, я натравил на ваш лагерь Беллу и лисиц, я предал, унизил, а потом и убил Торфа. И Пушка…»
Если бы Собака-Земля сейчас распахнула свою бездонную пасть, чтобы проглотить его, Счастливчик бы с радостью бросился навстречу смерти. Даже не заскулил бы напоследок.
Глава XXII
В мрачном молчании стал убирала из лагеря
