Она ухмыляется.
– Он любит тебя, – продолжаю я. – И дело не во мне. И не в том, что ему велел это сделать Господь. А из-за тебя самой.
– Но я не знаю, как быть матерью, – бормочет она. – Ведь я сама выросла в сиротском приюте. У меня никогда не было матери. Вдруг я не справлюсь?
– У тебя это прекрасно получается. Серьезно. И я сейчас не пытаюсь доказать свою точку зрения. Ты действительно лучшая мама. Все мои друзья завидуют тому, насколько ты потрясающая. По сравнению с другими мамами ты – идеал.
Но это не успокаивает ее беспокойства.
– Я ведь умру раньше, чем ты вырастешь.
– Да. И это отстойно. Но я не променяла бы тебя на того, кто проживет и тысячу лет.
– Меня не будет рядом.
Я накрываю ее руку своей.
– Но ведь сейчас ты здесь.
Она слегка кивает и, сглотнув, поворачивает мою руку, чтобы получше рассмотреть ее.
– Невероятно, – выдыхает она.
– Согласна.
Несколько минут мы сидим в тишине, а затем она говорит:
– Расскажи мне о своей жизни. О том путешествии, в которое ты собралась отправиться.
Я прикусываю губу, переживая, что мой рассказ о будущем нарушит какой-нибудь пространственно-временной континуум или что-то подобное и это уничтожит всю вселенную. Но когда я говорю маме об этом, она смеется.
– Я всю свою жизнь вижу будущее, – признается она. – И, на мой взгляд, в этом и заключается весь парадокс. Ты видишь, что должно произойти, а затем делаешь это, потому что знаешь, что это должно произойти. Это чем-то напоминает курицу и яйцо.
Что ж, такое объяснение меня устраивает. Поэтому я рассказываю ей все, на что, как мне кажется, у меня есть время. О своих видениях. О Кристиане и пожаре. О кладбище и поцелуе. Я рассказываю ей о Джеффри, и это безумно удивляет ее, потому что она никогда не думала о втором ребенке.
– Сын, – выдыхает она. – Какой он?
– Очень похож на папу. Высокий, сильный, одержим спортом. И в то же время очень похож на тебя. Упрямый. Очень упрямый.
Она смеется, и я чувствую, что ей нравится мысль, что у нее родится Джеффри, сын, который будет похож на папу. Я рассказываю о том, как помешала Джеффри исполнить свое видение и что он сбежал после этого, а также упоминаю, что он после побега обосновался в нашем старом доме, где повстречал злобного Триплара, и теперь я не могу его найти. И от этого ее радость слегка угасает.
А затем я, наконец, рассказываю ей об Анджеле, Пене и Уэбе. О том, что произошло в «Розовой подвязке», и о том, что, по-моему, мое истинное предназначение – спасение Анджелы.
– И что ты должна сделать? – спрашивает мама. – Чтобы спасти ее?
– Ну, заключить сделку с дьяволом?
– Каким дьяволом?
– Семъйязой.
Она вздрагивает словно от пощечины.
– Ты знаешь Семъйязу?
– Он считает себя другом нашей семьи.
– Чего он хочет? – помрачнев, спрашивает она.
– Послушать историю. О тебе. На самом деле я все еще не могу понять, зачем ему это. Он просто одержим тобой.
Она задумчиво прикусывает кончик большого пальца.
– Что за историю?
– Воспоминание. Что-то, что поможет ему представить тебя живой. Вроде шармов на твоем браслете.
Ее удивляет, что я знаю об этом.
– Ты подарила его мне, а я – вернула ему в день твоих похорон. Все запутанно. Но теперь мне нужна история. А я не могу придумать что-то, что понравилось бы ему.
В ее глазах вновь появляется задумчивость.
– Я расскажу тебе одну историю, – говорит мама. – Ту, которая ему точно понравится.
Сделав глубокий вдох, она переводит взгляд на деревья под нашими ногами.
– Как ты уже, наверное, знаешь, я работала медсестрой в госпитале во Франции во время Первой мировой войны и однажды повстречала журналиста.
– У пруда, – подсказываю я. – Пока купалась в нижнем белье.
Она удивленно смотрит на меня.
– Семъйяза тоже рассказывал мне разные истории.
Эти слова ужасают ее, но она продолжает свой рассказ:
– Мы подружились, в некотором роде. Вернее, стали друг для друга чем-то большим, чем друзьями. Сначала я думала, что он лишь играет со мной, пытается добиться меня. Но со временем все изменилось… Стало чем-то более значимым. Для нас обоих.
Она замолкает на мгновение, а ее глаза устремляются к горизонту, словно она ищет там что-то, но не находит.
– И вот однажды немцы разбомбили госпиталь. – Ее губы сжимаются. – Здание полыхало. А все… – Она на мгновение закрывает глаза, а затем вновь открывает их. – Все погибли. Мне удалось выкарабкаться оттуда, но меня окружало пламя. Все вокруг горело. И тут из огня выскочил Сэм на коне. Он позвал меня, протянул мне руку и помог забраться в седло. А затем увез меня оттуда. Ночь мы провели в старом каменном амбаре неподалеку от Сен-Сере. Он накачал в колодце немного воды и, усадив меня на сено, смыл сажу и кровь с моего лица. После чего поцеловал меня.
Она целовалась с ним в амбаре. Видимо, это у нас семейное.
Но я не понимаю, как эта история может понравиться ему, ведь он все это переживал сам. Вот почему на браслете есть шарм с лошадью.
– Мы уже целовались раньше, – продолжает мама. – Но в ту ночь поцелуи казались другими. Все изменилось. Мы проговорили до самого утра. А на рассвете Семъйяза признался, кто он такой на самом деле. Я уже догадывалась, что он ангел. Почувствовала это еще в нашу первую встречу. Но в то время я не хотела иметь ничего общего с ангелами, поэтому старалась не обращать на это внимания.
– Да уж. – Я улыбаюсь. – Ангелы могут быть настоящими занозами в заднице.
Ее губы изгибаются в улыбке, а в глазах мелькают смешинки, но через мгновение она вновь становится серьезной.
– Вот только он оказался не просто ангелом. Он рассказал мне о том, как и почему стал падшим. А затем показал свои черные крылья. Сэм признался, что пытался соблазнить меня, потому что Наблюдатели захотели получить отпрысков с ангельской кровью.
– Что? Он признался тебе в этом?
– Я так разозлилась, – говорит она. – Ведь именно от этого я бежала всю свою жизнь. И даже влепила ему пощечину. А он схватил меня за руку и попросил простить его. Сказал, что любит меня. Спросил, смогу ли я полюбить его в ответ.
Она вновь замолкает. А я пытаюсь прийти в себя от услышанного. Перед глазами мелькают ее воспоминания: серьезные и умоляющие глаза Семъйязы, наполненные печалью и всепоглощающей любовью; его тихий голос, когда он говорит: «Да, я негодяй, я знаю. Но сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня?»
– Ты солгала, – выдыхаю я.
– Да. Я солгала. Сказала, что никогда не смогу полюбить его. Что больше никогда не хочу его видеть.