Раздумывая над этим, я поднимаю голову, и у меня перехватывает дыхание. Тучи практически рассеялись, а вдалеке виднеется лишь несколько белых облачков. И я вижу перед собой чистое небо да солнце, медленно клонящееся к океану и золотящее верхушки деревьев.
«Что произошло? – ошеломленно думаю я. – Неужели это моих рук дело? Неужели мне удалось каким-то образом рассеять тучи?» Я знаю, что Билли умеет управлять погодой, и иногда, когда ее захватывают сильные эмоции, это происходит неосознанно. Но мне и в голову не приходило, что я способна на что-то подобное.
Я поднимаюсь на ноги. По какой бы причине ни развеялись облака, теперь я могу полетать. Пусть даже несколько минут. Это похоже на подарок судьбы. Я снимаю толстовку и, потянувшись, собираюсь призвать крылья.
Но тут до меня доносится шорох, скрежет кроссовок о камень и тихое ворчанье, пока кто-то взбирается на скалу. Видимо, кто-то поднимается сюда.
Проклятье. Я никогда раньше здесь никого не видела. Да, это общественная тропа, и любой может гулять по ней, но обычно тут никого нет. Это трудный подъем. Так что я рассчитывала, что могу побыть здесь одна.
А теперь мне еще и не удастся полетать.
«Чертов идиот, – думаю я. – Найди себе другое место». Но тут за край скалы цепляются чьи-то ладони, а затем появляются руки и лицо. Только это не чертов идиот.
Это мама.
– Ох, привет, – говорит она. – Не знала, что тут кто-то есть.
Она не узнает меня. Да, ее голубые глаза расширяются при виде меня, но это вызвано не узнаванием, а удивлением. Она тоже никогда не встречала здесь других людей.
«Мама прекрасна, – замечаю я. – Еще моложе, чем я когда-либо видела». Ее волосы вьются мелкими кудрями вокруг головы, и, увидь я ее такой, еще долго бы дразнила «барашком». На ней светлые джинсы и синий свитер, оголяющий одно плечо, который напоминает мне о том, как мама однажды заставила меня посмотреть с ней фильм «Танец-вспышка»[19] по кабельному. Она напоминает девушку с плакатов восьмидесятых и выглядит такой здоровой, такой довольной жизнью. И от этого у меня встает в горле ком. Мне так хочется обнять ее и никогда не отпускать.
Мама смущенно отводит глаза, заметив, что я смотрю на нее.
– Привет, – одернув себя, выдыхаю я. – Как дела? Сегодня чудесный день, правда?
Теперь уже она разглядывает меня: узкие джинсы, черную майку, распущенные и развевающиеся на ветру волосы. В ее глазах видна настороженность, но и любопытство.
– Да, погода прекрасная, – повернувшись лицом к долине, отвечает она.
– Я – Клара, – протянув ей руку с самым дружелюбным видом, говорю я.
– Мэгги, – представляется она и слегка пожимает мне руку.
Но даже за это короткое прикосновение я улавливаю ее чувства. Она злится. Это ее любимое место, и ей хотелось побыть здесь одной.
Я улыбаюсь:
– Ты часто приходишь сюда?
– Это мое любимое место для размышлений, – говорит она таким тоном, что становится понятно, что она хочет побыть здесь одна, а мне пора уходить.
Но я никуда не собираюсь.
– И мое тоже.
Я снова сажусь на край скалы и едва сдерживаю смех оттого, что это еще сильнее злит ее.
Но она решает дождаться моего ухода, поэтому опускается на камень, прижимается спиной к выступу и вытягивает ноги перед собой, после чего достает зеркальные очки, какие любят носить полицейские, и, надев их, откидывает голову назад, чтобы насладиться солнцем. Несколько мгновений она просто сидит с закрытыми глазами, а во мне все это время свербит желание поговорить с ней.
– Ты живешь где-то поблизости? – интересуюсь я.
Мама хмурится и открывает глаза. Я чувствую, как ее злость сменяется настороженностью. Она не любит людей, которые задают слишком много вопросов и внезапно появляются в тех местах, где их не должно быть. Она уже не раз оказывалась в подобных ситуациях, и это никогда не заканчивалось ничем хорошим.
– Я учусь в Стэнфорде. Заканчиваю первый курс, – бормочу я. – И здесь все еще в новинку для меня. Поэтому я часто достаю местных вопросами, где лучше поесть, куда сходить и так далее.
Это слегка успокаивает маму.
– Я тоже училась в Стэнфорде, – говорит она. – Какая у тебя специальность?
– Биология, – отвечаю я, внезапно занервничав из-за того, что она может подумать об этом. – Курс начальной медицинской подготовки.
– А у меня диплом медсестры, – признается она. – Иногда так сложно помогать людям, залечивать их раны, но это приносит большое моральное удовлетворение.
Я уже и забыла, что она когда-то была медсестрой.
Мы немного поболтали о соперничестве студентов Стэнфорда и Беркли, о том, какие пляжи в Калифорнии лучше подходят для серфинга, о программе начальной медицинской подготовки, и буквально через пять минут мама ведет себя со мной намного дружелюбнее, хотя все еще желает, чтобы я ушла, а она смогла бы наконец принять решение, ради которого отправилась сюда. Но при этом ее забавляют мои шутки, и она очарована мной. Я определенно ей понравилась. Я понравилась маме, хотя она даже не знает, кто я такая. И от этого меня охватывает невероятное облегчение.
– Ты когда-нибудь бывала в Мемориальной церкви? – спрашиваю я, когда в разговоре повисает пауза.
Она качает головой:
– Обычно я не хожу в церковь.
А вот это интересно. Не сказать, что мама фанатично придерживалась всех церковных традиций, но мне казалось, что она любит бывать в церкви. И мы перестали ходить туда, лишь когда мы с Джеффри стали подростками. Тогда мне показалось, что мама боится, что я каким-то образом выдам нас.
– Почему? – интересуюсь я. – Что плохого в церкви?
– Они всегда говорят тебе, что делать, – отвечает она. – А я не люблю подчиняться приказам.
– Даже тем, что дает Бог?
Она смотрит на меня, и я вижу, как уголок ее рта приподнимается в улыбке.
– Особенно его приказам.
Очень интересно. Может, я слишком увлеклась этим разговором? Может, мне следует просто рассказать ей, кто я? Но как объяснить ей, что я – ее еще не родившийся ребенок, появившийся здесь, чтобы повидать ее? Мне не хочется пугать маму.
– О чем ты пришла сюда подумать? – через минуту спрашивает она.
Как бы получше все объяснить?
– Ну, у меня есть возможность отправиться в поездку, чтобы помочь подруге, которая оказалась в плохом месте.
Она кивает:
– И тебе не хочется туда ехать?
– Нет, наоборот. Она нуждается в моей помощи. Но у меня такое чувство, что если я туда отправлюсь, то уже никогда не смогу вернуться к своей жизни. Что все изменится. Понимаешь?
– Понимаю, – отвечает она, внимательно всматриваясь в мое лицо. И, видимо,
