Ох, моя умная и хитрая мама.
Теперь понятно, почему она не интересовалась видением Джеффри и больше времени уделяла мне. Просто она знала, чем все это закончится. Знала, что ему потребуется где-то жить. И от этого меня охватывает раздражение. Ведь она практически помогла ему сбежать.
Запасной ключ обнаруживается на привычном месте. Подхватив его, я дрожащими руками открываю дом и проскальзываю внутрь.
– Джеффри? – зову я.
Но в ответ тишина.
Молясь про себя, чтобы не наткнуться на Люси, потому что это было бы действительно неловко, я направляюсь на кухню. В раковине возвышается гора грязной посуды. Я заглядываю в холодильник, но там практически ничего нет, если не считать упаковки шоколадного молока, срок годности которого истек еще неделю назад, и свертка из фольги, который по форме напоминает кусок пиццы. Скорее всего, с плесенью.
Я вновь зову брата и поднимаюсь наверх, в его комнату. Там никого нет, но кровать застелена и на ней явно кто-то спал. А его комод, от которого мама ни с того ни с сего решила избавиться при переезде в Вайоминг – вернее, она тогда заявила, что Джеффри нужна новая мебель в комнату, из-за чего я несколько дней дулась на нее, на эту умную и хитрую маму, – забит его одеждой. А еще в комнате пахнет его любимым дезодорантом.
Я обыскиваю ящики, пытаясь найти хоть какие-то намеки, где он может быть, но все тщетно. Он явно не живет здесь. Или жил, но уже несколько дней не появлялся дома. А с учетом того, что менеджер пиццерии сказал, что он не появлялся на работе уже неделю, меня вновь охватывает беспокойство.
Люси могла запудрить ему мозги. Или и вовсе отдать Азазелю. Или…
Я не позволяю себе даже думать о том, что брат мог умереть, и гоню подальше образ Джеффри с клинком Скорби, торчащим из груди. Нужно верить, что у него все хорошо.
Я сажусь на кровать и принимаюсь рыться в сумочке в поисках листочка бумаги и ручки. А затем на обороте чека из магазина в Небраске пишу ему записку:
«Джеффри, знаю, ты злишься на меня. Но мне действительно необходимо поговорить с тобой. Позвони мне. И, пожалуйста, помни, я всегда буду на твоей стороне. Клара».
Надеюсь, он получит эту записку.
Вновь выйдя на улицу, я прячу ключ под каменную плитку и в последний раз смотрю на дом, в котором провела все детство. Возможно, мне больше не доведется увидеть ни его, ни своего младшего брата.
Ведь через несколько часов мне предстоит поездка в ад.
18
Мы еще увидимся
После полудня я понимаю, что закончила свой список дел и теперь остается лишь ждать темноты. Я смотрю на часы. Вот только еще много времени до отправления на станцию.
До поездки в ад.
Поэтому я решаю сделать что-нибудь легкомысленное. Повеселиться. Прокатиться на американских горках. Съесть тонну шоколадного мороженого с миндалем и маршмеллоу. Купить что-нибудь нелепое в кредит. Ведь, вполне возможно, это мои последние часы на земле.
Но все не то. Так что я задаюсь вопросом, чего мне не будет хватать больше всего на свете.
И в голове тут же всплывает ответ. Мне нужно полетать.
В парке Биг-Бейсин сегодня царит ужасная погода. Нервное состояние придает мне сил, поэтому я с еще большей легкостью, чем обычно, взбираюсь на скалу Баззардс Руст, после чего свешиваю ноги через край и смотрю на иссиня-черное одеяло из туч, которые зависли над долиной.
Не лучшие условия для полетов. На мгновение я даже подумываю о том, чтобы отправиться куда-нибудь еще – например в парк Гранд-Титон, – но затем отмахиваюсь от этой мысли. Ведь это наше с мамой место для размышлений. Так что я усядусь поудобнее и подумаю о случившемся. А еще попытаюсь примириться с тем, что произойдет.
Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда мама впервые привела меня сюда и сообщила, что в моих венах течет ангельская кровь.
«Ты особенная», – твердила она. А я в ответ смеялась над ней и называла сумасшедшей, не веря, что окажусь быстрее, сильнее и умнее любой нормальной девочки-подростка. И тогда она сказала: «Мы часто делаем только то, что, как нам кажется, от нас ожидают, хотя способны на гораздо большее».
Интересно, одобрила бы она мой поступок? Безумную поездку, в которую я собралась отправиться? Или сказала бы, что я сошла с ума, раз считаю, что смогу совершить невозможное? А может, окажись она здесь, велела бы мне быть смелее?
«Будь смелой, моя дорогая. Ты сильнее, чем думаешь».
А ведь еще мне нужно придумать, какую историю рассказать Семъйязе, вспоминаю я. Это моя плата за проезд. Историю о маме.
Но какую?
Думаю, стоит выбрать ту, что покажет лучшие качества мамы: ее жизнелюбие, красоту, чувство юмора. То, что Семъйяза больше всего любит в ней. Да, это было бы лучшим выходом.
Я закрываю глаза и вспоминаю все видеозаписи, которые мы пересмотрели за несколько дней до ее смерти, все те моменты, которые связаны друг с другом, словно лоскутное одеяло. Мама в шапке Санта-Клауса встречает нас рождественским утром. Или она кричит с трибун во время первого футбольного матча Джеффри. Или нагибается, найдя плоского морского ежа идеальной округлой формы на пляже в Санта-Круз. Или мы отправляемся в Дом Винчестеров[18] в ночь Хэллоуина, а она пугается даже больше нас, из-за чего мы подтруниваем над ней – о боже, как же сильно мы дразнили ее, – но она все же проходит с нами всю экскурсию, хоть и не отпуская наших рук, а когда мы выходим оттуда, говорит: «Пойдемте домой. Я хочу забраться в кровать, укрыться одеялом с головой и притвориться, что в мире нет ничего страшного».
В голове всплывает миллион воспоминаний. Бесчисленные улыбки, смех и поцелуи. Как она говорила мне, что любит меня, каждый вечер, перед тем как я отправлялась спать. Как она верила в меня, будь это контрольная по математике, балетный концерт или выяснение моего предназначения на земле.
Но вряд ли среди этих историй есть та, которую бы хотел услышать Семъйяза. А вдруг того, что я расскажу ему, будет недостаточно? Вдруг, услышав мою историю, он посмеется своим жутким смехом и откажется провожать меня в ад?
Я могу облажаться еще до того, как начну.
От этой мысли начинает кружиться голова. Я открываю глаза, чувствуя, как меня слегка пошатывает. Впервые в жизни меня пугает высота. И охватывает страх упасть.
Я отползаю от края, чувствуя, как сердце колотится в груди.
«Ого. Я слишком сильно переживаю, – думаю я, потирая глаза. – Нужно успокоиться».
И в этот момент мне в лицо ударяет порыв теплого ветра, а мои волосы решают, что им надоела резинка,
