– И мы не хотим исчезать из-за твоей мягкотелости, – добавил Лука.
– Трое против одного. Ты в меньшинстве, бро, – подхватил Матфей.
– Да, я понимаю. Я – член семьи и помогу всем нам выжить, но, в отличие от вас троих, мне не нравится эта идея, и я не трону никого из них.
Ева прочла безнадежность в глазах Марка, и впервые в жизни это не повергло ее в отчаяние. Наоборот, она чувствовала себя победительницей. Я потом с ним все улажу, когда мы вернемся на остров, сказала она себе.
– Вот и хорошо. Значит, так: Боуэн будет проблемой, но помните, что он нам все еще нужен, чтобы добраться до Тейта и Фостер, – предупредила Ева.
– Но на черта нам сдалась эта проклятая собака? – возмутился Лука.
– Верно, – согласилась Ева. Она поймала взгляд Марка. – Причинить вред собаке – не то же самое, что причинить вред человеку. Запомни это, Марк.
– Этот старик любит ее, как человека, – сказал Марк.
– Это не наши проблемы, – фыркнул Лука.
– Если нам придется расправиться с собакой, чтобы показать старику и детям, что мы настроены решительно, значит, мы так и поступим, – сказала Ева. Когда Марк открыл было рот, Ева резко оборвала его: – Собака или Боуэн. Выбор за тобой.
Марк закрыл рот и промолчал.
Ева кивнула.
– Стало быть, берешь на себя собаку. Матфей, будь готов подключить воздух. Марк, знай: что бы ни делал Матфей, все время должен идти дождь. Место выглядит пустынным, но нас могут увидеть, а старик – настоящая заноза в заднице. Даже если дети охотно пойдут с нами, Боуэна придется связать. – Она указала на провода и веревки в руках братьев. – И чтоб никаких свидетелей. Будьте готовы заслонить нас от посторонних глаз. Ладно, следуйте за мной. О, Марк, и скажи этому тропическому шторму, что пора приземляться.
Расправив плечи, Ева стремительно вышла из укрытия, и братья потянулись за ней.
Бастьен– Я на громкой связи? Вы оба меня слышите?
– Да, Джози. Мы оба слышим тебя, – ответил Дикки и, включив сигнал поворота, погнал джип по автостраде 87 на восток.
– Видимо, этим молчанием Бастьен подтверждает, что тоже слышит меня.
Дикки ткнул Бастьена кулаком в плечо, и тот заворчал.
– Хорошо, – продолжила Джози. – Так вот, вчера вечером я сказала Ричи – но он, очевидно, пропустил это мимо ушей, – что вам обоим нельзя заниматься серфингом сегодня.
– Мы и не собираемся, – проворчал Дикки, выжидающе поглядывая на Бастьена.
– Да нет, просто прокатимся на машине.
– Я почему-то вам не верю. Ни одному из вас. – Джози вздохнула. – Прогноз понизили до тропического шторма, но ветер в любую минуту может усилиться до урагана. Возвращайтесь домой, оба. Бастьен, ты останешься у нас, пока не утихнет шторм. Я не хочу, чтобы ты торчал на пляже. Это небезопасно. – Беспокойство явственно сквозило в голосе Джози, и Бастьен был рад, что не придется лгать ей в лицо. – Обещайте мне, что вы сейчас же развернетесь и поедете домой.
– Обещаем, Джози, – сказал Бастьен и, протянув руку к телефону, нажал отбой.
– Какого черта, приятель? Нельзя вот так обрывать разговор с женщиной, тем более с моей сестрой. Теперь уж нам точно несдобровать.
– Здесь. – Бастьен ткнул пальцем в лобовое стекло, когда они приблизились к бухте Кобба. – Сворачивай сюда.
– Черт! – прошипел Дикки, и джип слегка вильнул задом, резко сворачивая на песчаную дорогу. – В следующий раз предупреждай заранее.
Но Бастьен не смог бы предупредить Дикки, как не мог предугадать, что в день своего восемнадцатилетия будет трястись по песчаной дороге к пустынной прибрежной автостоянке вместе с парнем, который так до сих пор и не понял, что прозвище Дикки он получил из-за своей тупоголовости.
Дикки притормозил возле единственной машины на парковке.
– Ты в этом уверен? Джози права. Шторм – это одно, но… – он пожал костлявыми плечами, – очень быстро все может обернуться плохо. Ты, конечно, лучший серфер из всех, кого я встречал, однако… – Бастьен проследил за взглядом Дикки, устремленным в открытое окно на вздымающиеся волны в белых шапках пены. – Эти волны – полный жесткач.
– За меня не бойся. Je nage comme les poisons. – Я плаваю, как рыба. Цокнув языком, Бастьен выпрыгнул из джипа и, отстегнув крепления, достал доску из багажника на крыше.
– И мне не легче, когда ты болтаешь на разных языках, – крикнул ему вслед Дикки.
Бастьен прислонил серф к машине и, наклонившись, заглянул в окно.
– Знаешь, поначалу ты мне не очень понравился, – сказал Дикки, постукивая длинными тощими пальцами по эмблеме Jeep на рулевом колесе. – Но теперь не нравишься вовсе.
– Ой, малышка Дикки в меня влюблен, – подмигнул Бастьен.
Дикки показал ему средний палец.
– Выкуси.
В динамиках зазвонил телефон.
– Это Джози. – Дикки потянулся к трубке, чтобы отключить звук.
– Передай своей сестре спасибо. За все.
Ты вернешься? Невысказанный вопрос повис в воздухе между ними.
– Не-а. – Дикки провел рукой по затылку. – Сам скажешь, когда снова увидишь ее.
Кивнув, Бастьен сунул доску под мышку и хлопнул ладонью по крыше джипа.
– Увидимся, podna.
– Будь осторожен там, Бастьен, – крикнул Дикки, включая зажигание. – И надери эти волны! – Сопроводив напутствие несколькими быстрыми гудками клаксона, Дикки выехал со стоянки.
Щурясь от ветра, Бастьен повернулся лицом к океану. Он с легкостью и без сожаления покинул Луизиану, так почему же так трудно дается расставание с Дикки и Джози? А ведь он едва знаком с ними. Песок захрустел на зубах, когда челюсть напряглась от внезапно нахлынувших воспоминаний.
«Ты еще вернешься! Это твой дом! Единственное место, где тебя будут любить всегда!»
Так сказала мать, когда он забрал свою доску и вышел за дверь, и это было неправдой. Она ошибалась.
Он бросил доску неподалеку от мокрой полосы, оставленной океаном на песчаном берегу, и скинул ботинки.
Этот город мог бы стать его домом. Его бы любили здесь. Но он не мог остаться. Океан не позволил бы. Океан позвал его сюда, в эту бухту, как когда-то неописуемое ощущение разбившейся внутри него волны позвало его в Галвестон. Такое же чувство он испытал в детстве – то, что мать называла grisgris, проклятием, разрушившим ее жизнь, его жизнь, их жизни. Тогда-то все и покатилось под откос, а потом наступила тишина.
Бастьен сглотнул это чувство, это проклятие. Похоронил глубоко внутри, закопал под ненавистью к себе и отчаянием. Он пытался спрятать свою связь с океаном и стать хорошим сыном. Но мать видела его странность, читала по глазам. Она всегда это видела. Он был запланированной ошибкой, которая не спасла их с отцом брак и вместо этого оставила на них проклятие.
Через двенадцать лет он заглянул в себя, воскресил то чувство, которое держал в себе так долго, и увидел, что его проклятие – это благословение, спасение, компас. И Бастьен последовал за ним сюда.
Он шел по воде, пока мыльные волны не захлестнули его голени. Тогда он широко раскинул руки и запрокинул голову к небу, чувствуя, как океан
