Кестани. Истинное имя Богини Судьбы. Хранительницы Книги Тысячи. Он видел её лишь дважды. Она покидала свои владения еще реже, чем это делал Император.
— Зачем менять свободу на оковы судьбы? Ты единственный, Генерал, на все Седьмое Небо, кто обладая немыслимым могуществом, может распоряжаться им так, как сам того возжелает.
Возжелает… чего он желает? К чему ему власть, к чему свобода, к чему сила, если… если её не с кем разделить. Если теперь ему некого защищать. Если некого оберегать.
Что за генерал, которому не за что сражаться.
— Таково мое желание, Император. Отпустите меня.
— А если я откажусь?
Генерал повернулся к пустоте. Он знал, что при желании, одним лишь усилием своей воли и души, сможет пронзить всю магию правителя и заставить того явить себя.
И это даже не обнажая меча.
Но вместо этого, он лишь положил ладонь на рукоять меча. И этого было достаточно, чтобы все Седьмое Небо вздрогнуло, ощутив присутствие немыслимого могущества и силы. Такой, что способна уничтожать миры и сжигать звезды.
Могущество Черного Генерала.
— Или я буду сражаться.
— Сражаться? — Яшмовый Император, в тот момент, когда на всем Седьмом Небе еще недавно пировавшие младшие боги едва могли поддерживать свое существование, а старшие использовали свои силы чтобы не пострадать, сохранял полное спокойствие. — Ты хочешь объявить войну Седьмому Небу?
— Если понадобиться, — кивнул Генерал.
— Это твой дом…
— Нет, — будто ударом меча отрезал Генерал. — мой дом там. Внизу. Там, откуда вы меня забрали.
— Мы дали тебе жизнь.
— И я благодарен за это, — поклонился величайший мечник. — но я сполна отплатил богам за это. Я бился тысячи и тысячи эпох. Без устали. Без пощады к себе и своим врагам. Я запер Врата. Я освободил этот мир. И теперь, если вы не желаете освободить меня, мой правитель, я буду биться за свою свободу так же, как бился за вашу.
— Свободу… — голос, несмотря на распростершийся над Седьмым Небом меч, звучал все так же свободно. — ты свободнее любого из нас, но при этом готов объявить войну богам для того… чтобы окутать себя самыми крепкими из цепей? Цепями судьбы? Наверное, мне придется несколько эпох обсуждать это с Ляо Фенем, чтобы чуть лучше тебя понять. Или, быть может, ты и сам не понимаешь себя.
— В третий раз я попрошу, мой правитель, — генерал низко поклонился. Не из мольбы, а из глубокого уважения к этому созданию. — И это будет последний раз. Отпустите меня.
— Три раза, — этого не было видно, но, кажется, голос улыбнулся. — я слышал, что ты никогда не повторяешь трижды… Малышка Миристаль будет по тебе скучать.
Миристаль… ему нравилось играть с этой девочкой в садах вечерних звезд. Она была прекраснейшей из них. И самой доброй. Она никогда не называла его этим именем, данным богами.
В отличии от заносчивого Ирмарила, не устающего блеснуть своей силой и красотой.
— Что ты будешь делать там, генерал? — внезапно спросил Император. — Среди смертных? Среди их боли? Их ненависти? Их страданий?
— Я буду учиться.
— У смертных? Вечность! Чему ты собрался у них учиться, всемогущий мечник?!
— Жизни, — твердо ответил Черный Генерал.
И, может там, он, наконец, узнает — кто он такой. Зачем он появился на свет. Для чего ему нужен меч. И для чего мечу — он сам. В чем смысл…
Голос засмеялся.
— Ты слишком много общался с Ляо Фенем. Порой мне кажется, что его слова — вот величайшая из сил, когда-либо являвшихся под свет Вечности.
Черный Генерал не отличался терпением. Он сделал шаг вперед.
— Ваше решение, мой правитель?
Голос повернулся к нему. Это чувствовалось каждой частичкой его сущности.
— Значит пришло время, да? — вздохнул, внезапно, невидимый. — пришло время явиться горе Черепов и угли уже ждут своего пламени, горшечник идет среди смертных, судьба последнего короля предрешена, горн скоро покинут наковальни, цепи вьются змеями и стены поднимаются над землей.
Черный Генерал отшатнулся. Он не понимал, что говорил Император. Но каждое слово отзывалось в его душе печатями. Печатями из которых складывалось… складывалось его имя…
— Спасибо, — прошептал генерал, обретший свое Имя.
И, вспыхнув черным огнем, он начал свое падение сквозь облачные земли.
Император, сидя на краю Седьмого Неба, смотрел за тем, как исчезает в белых облаках вспышка черного пламени. Так горела душа падшего бога, решившего жить среди смертных.
— Мой император! — он уже слышал топот ног Дергера. — Мой император!
Бог войны, встав рядом, продемонстрировал пустой ларец из свой библиотеке.
— Он украл… украл…
— Я знаю, что он украл, — перебил голос. Ему следовало вернуться обратно. Здесь уже ничем не поможешь… — отправь кого-нибудь за ним.
— Но…
— Генерал ослабнет после падения. Сильно ослабнет. Пусть у него заберут свитки с нашими знаниями о Путях.
— А если он не отдаст?
Голос бросил последний взгляд на исчезнувшую в дали черную точку.
— Отправьте его в вечность.
* * *Хаджар, судорожно хватая ртом воздух, очнулся.
— О, Молот Предков, он очнулся!
— Слава богам и демонам! Принцесса, если бы не ваше лекарство…
Хаджар едва различал очертания склонившихся над ним соратников. Ему казалось, что он видел сон. Очень странный сон. Но никак не мог вспомнить, о чем именно…
Глава 1452
— Что… — держась за голову, с помощью Лэтэи, Хаджар поднялся и прислонился к дереву. — Что со мной было?
Ему было сложно дышать. Он ослабил одежду и задышал полной грудью. Изо рта вырывались облачка пара, но Хаджар не чувствовал холода. Наоборот — ему казалось, что все тело горит. Энергия в меридианах и ядре бушевала яростными вихрями.
Это было похоже на лихорадку, только в энергетическом плане. Такое впечатление, будто что-то происходило внутри Хаджара. Будто его энергия, совсем как организм из плоти и крови, пыталась бороться с чужеродной субстанцией.
— Прими это, — Лэтэя протянула маленький шарик с каким-то порошком.
— Что… что…
— Это звездная пыль, — пояснила принцесса. — она поможет. Прими.
Хаджар, трясущейся рукой, взял лекарство и, не раздумывая, закинул его в рот. Стоило только оболочке растаять, а порошку попасть в кровь и разнестись по меридианам и канал, как энергия успокоилась.
Хаджар сжал и разжал кулак. Он чувствовал, что где-то внутри его ядра, возможно так глубоко, что он в ближайшее время не сможет это обнаружить «очно» появилось нечто, что ему изначально не принадлежало.
— Ты в порядке, парень? — в голосе Абрахама звучала обеспокоенность.
Да и все остальные в отряде смотрели на Хаджара едва ли не как на прокаженного. Не в плане, что он мог заразить их в любой момент, а потому, что видели в нем обреченность.
Адепты редко болели. Скорее даже — не болели вовсе. Их телесные или душевные страдания обычно были связаны с травмами или ранами. А если адепт не мог справиться
