Устроившись, я снова поворачиваюсь к Летии:
– Как думаешь, я похожа на ребенка?
– Что? – Она растерянно хмурится. – Конечно, нет. Хотя…
Я приподнимаю брови в ожидании ответа.
– Полагаю, ты выглядишь довольно юно в этой одежде. Да еще и в грязи. Почему, кстати, ты в грязи?
– Не важно. Ты бы действительно не согласилась кататься со мной на лошадях, если бы лорд Ланселин не платил тебе?
Моя наемная компаньонка скрещивает руки на груди и наклоняет голову.
– Возможно, я согласилась бы. Я очень привязалась к тебе за эти пять лет. Кроме того, есть некое удовольствие в том, чтобы наблюдать, как ты рискуешь своей шеей чуть ли не каждую неделю.
Я никогда не обсуждаю с Летией, почему мне приходится идти на риски, но я подозреваю, что она понимает суть.
– Я тоже тебя люблю, Летия. Я буду любить тебя еще сильнее, если мы сохраним это все в секрете от лорда Ланселина.
Та неохотно посмеивается.
– От меня он ничего не услышит, – но ее взгляд возвращается к туше дракона. – Ты убила его? Или кто-то другой?
– Дракон умер сам. Мне кажется, он был очень стар.
От приступа тошноты у меня закружилась голова; я откинулась на подушки, радуясь отговорке, которой завершила беседу. Я не хочу рассказывать о вороне. Не хочу думать ни о его личности, ни о том, увижу ли его когда-нибудь снова.
«Пожалуйста, пусть он не будет тем, кого я в нем подозреваю. Пожалуйста…»
Глава вторая
Следующие три дня я не выходила из своей комнаты, следуя указаниям доктора, ухаживая за ушибленными ребрами и распухшей лодыжкой. Лорду Ланселину о произошедшем я ничего не рассказала, как и он, в свою очередь, ни о чем меня не спрашивал. Мне интересно, будет ли он и дальше настаивать на своем: в Серебряной Цитадели у меня не будет права свободно разгуливать, где мне захочется, и носить, что я люблю. Оставшись в покоях одна, я тратила свое время на работу с различными письмами и прошениями, которые мне давал Ланселин. Но каждый раз, когда мое внимание рассеивалось, я возвращалась вновь на пляж, наблюдая за каменным драконом, гадая, откуда он взялся и кому понадобилось заковать его в железный ошейник. Как, собственно, такое вообще было возможно сделать? Я возвращаюсь в мыслях к этому вопросу снова и снова, пока не начинает болеть голова.
Темноволосый ворон тревожит меня в снах.
На четвертый день от мысли, что я останусь в своих покоях хотя бы еще на одно мгновение, хочется кричать. После завтрака я одеваюсь, уговариваю своего врача дать мне костыль и хромаю в сторону библиотеки. Не для того, чтобы читать – эта холодная комната с жесткими стенами была обставлена скорее ради соблюдения приличий, чем ради комфорта – и я иду туда, только чтобы посоветоваться с летописцем. Я хочу выяснить, не было ли в нашем доминионе каких-либо докладов о каменных драконах. Я нуждаюсь в более надежных источниках, чем подруга кузины моей горничной. Но, дойдя до двери библиотеки, слышу голоса через приоткрытую дверь. Это не летописец: лорд Ланселин и кто-то еще. Некто очень сердитый.
– Ты не имел права. Даже не посоветовавшись со мной, даже не считаясь с моими желаниями, дать такое обещание от моего имени.
– А почему нет? – Тон лорда Ланселина, напротив, был спокоен и размерен. – Разве ты не обязан Ее Светлости своей верностью? Не говоря уже о твоем долге передо мной?
– Но это несправедливо! Может, ты и счастлив, что растратил свою жизнь в тени крыла покойного защитника, но у меня в отличие от тебя другие планы. Я хочу увидеть мир – пространство за пределами Соланума. Мы могли бы внести столько улучшений в нашем собственном поместье, если бы ты хоть изредка проводил там время.
Мое сердце замирает – я знаю этот голос. Даже отсюда я могу поклясться, что человек скрипит зубами. И расхаживает: его шаги звоном отдаются по мраморному полу. Я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в щель между дверью и косяком, и мне приходится прикусить губу, чтобы не выругаться.
Это он. Юноша с пляжа. Ворон. Теперь, конечно, он одет должным образом, в красную бархатную тунику, темные кожаные брюки и сапоги до колен. Его волосы растрепаны, как будто он провел по ним пальцами. Он хмурится.
– И что мне сказать матери? После того, как ты пренебрегал ею столько лет? Что меня снова отсылают служить? Служить защитнице, которая едва ли достойна этого звания? А теперь ты еще и говоришь, что эта идиотка не хочет путешествовать в облике лебедя, что мы должны ехать в карете, как парочка бескрылых простолюдинов.
– Тем не менее… – начинает Ланселин.
Но я слишком зла, чтобы ждать его ответа. Я толкаю дверь и ковыляю внутрь.
– Тем не менее вы окажете мне любезность и сопроводите меня к королевскому двору и останетесь там до тех пор, пока я не освобожу вас от службы. Я не думаю, что нам предстоит столь дальний путь.
У него отвисает челюсть, а черные глаза округляются от недоверия. На его лице такие шок и смятение, что мое желание рассмеяться пробивается сквозь ярость.
Мой дворецкий делает шаг вперед и кланяется.
– Ваша Светлость, позвольте мне представить своего сына: Люсьен, лорд Руквуд.
Я коротко киваю, выпрямляясь настолько, насколько могу:
– Лорд Руквуд.
Люсьен закрывает рот и сгибается в поклоне.
– Ваша Светлость, конечно, я… я постараюсь быть вам полезен.
Больше он ничего не может сказать. Но я хотела, чтобы он помучился чуть дольше, и потому медленно захромала вокруг него, раздумывая о том, не рассказать ли его отцу, как мы встретились на днях. О том, как он не поверил мне, а затем оставил на берегу одну. Идея была заманчивая. Но лучше, пожалуй, если он останется у меня в долгу. Я оглядываю его с ног до головы еще раз, наслаждаясь своей властью.
– Замечательно. Вы можете оставить нас наедине, лорд Руквуд.
Люсьен снова сгибается в поклоне, кивает отцу и уходит. Мои плечи опускаются.
– Отличная работа, Ваша Светлость, – улыбка Ланселина сменяется вздохом. – Служба моего сына за границей, по-видимому, научила его многому, но только не держать язык за зубами.
– Но все же он прав, верно? – Я смотрю своему дворецкому в глаза. – Если бы люди могли выбрать защитника, это была бы не я. Несмотря на все прочитанные мной книги и все изученные бумаги, я все еще… не готова. И это мягко сказано.
– Вы молоды, моя дорогая. Но вы дочь своей матери. Люди будут держаться за вас из любви к ней, если больше не за что. Кроме того, у вас впереди еще много времени, чтобы всему научиться.
Я надеюсь, он прав.
Позже, уже в своей комнате, оставшись одна, я раздеваюсь и смотрю на себя
