он мотался по отвоеванным поселкам, собирая материал для грядущего «Нюрнбергского процесса». Цифры получались жутковатые, но, переворачивая вверх тормашками статистику, громоздилось в памяти реальное наполнение сухой цифири: люди, низведенные до положения полускотов. Парни со сломленной, мертвой волей. Девушки, вздрагивающие от самого тихого обращения, парализованными зрачками вопрошающие: «Неужели и этот?» Фашизм в действии. Интересно, как после этого Казаков будет глаголить о «некоем разумном авторитарном элементе общества»?

Изредка, выдирая из жесткого ритма этого полуавтоматического функционирования, копошилось под черепушкой что-то садняще-повинное, из серии «не уберег», «а если бы я был там» и прочее. Валерьян гнал эти мысли. Гнал, как элементарно мешавшие работать. Но где-то на самом донышке все въедливей разрасталась мертвенная, скользкая ненависть к Майкову, из-за ущербного самолюбия которого он уехал в метрополию. Это проклятое «а вдруг?»…

Новомосковск отстраивался быстро: ребята работали с неуправляемым тихим остервенением, как будто от того, как они вкалывают здесь, зависело хоть что-то там, на фронте. Говорить с ними было трудно, вечера протекали в сухом пороховом молчании. После того как Совет отверг идею создания истребительного батальона из уцелевших шахтеров, участились дикие стычки, остервенелое собаченье после работы. Ярость, вызревшая, перебродившая, искала выхода. Валерьян с трудом контролировал ситуацию. Хорошо хоть, удалось задавить в зародыше попытку отправиться на «фронт» самостоятельно, пешим порядком через сайву, вооружившись шанцевым инструментом… Правда, с чисто производственной точки зрения все было тип-топ: вчера первый грузовик с углем ушел в столицу.

Диким, никак не укладывающимся в головах было то, что происшедшее – дело рук «своих», землян, да еще и вчерашних соотечественников. Даже самые спокойные, стоически перенесшие сумасшедшие первые дни, раньше других умудрившиеся освоиться на Теллуре, медленно зверели. Весть о победе и невнятные слухи о грядущем суде над рокерами, где обвинителем должен выступать он, Валерьян, еще больше подливали масла в огонь.

Вдобавок, вечером в Новомосковск прибывала группа пленных рокпилсских шлюх под конвоем десятка героических Котят. Казаков предупредил по радио: попросил разместить на ночлег и предотвратить возможные инциденты. «Еще кормить их, б…ей», – зло подумал Валерьян. С кормежкой было туго: снабжение возрожденного Новомосковска еще не наладилось, послевоенная неразбериха давала о себе знать. Казаков все еще сидел в Рокпилсе и, по слухам, примерял шутки ради корону Романа I. М-да, шуточки у Сани!..

Великий Координатор Первограда, Государь-император всея Великия, Малыя и Белыя Теллура, герцог Рокпилский, Великий князь Новомосковский, маркграф Коннозаводский, генсек Люберецкий и прочая, и прочая – Александр Первый!!! Ура-а-а!

А если серьезно, то с этим пора заканчивать: к нормальной жизни надо возвращаться, вот что. Вернуть Котят на вышки, осудить этих фашистиков – и баста. В успокоительные выводы верилось как-то с трудом. Нехорошее предчувствие занозой застряло под ребрами и отпускало лишь изредка.

– Амба! Расфилософствовался, мыслитель роденовский! – зачем-то вслух брякнул Валерьян и поднялся с надсадно скрипящего стула. Пора было идти, отдавать распоряжения о приеме «дорогих гостей».

* * *

– …и вот потому теперь мы… мы кровь проливали… Короче, выпьем, братья! Ура!.. – ломким фальцетом провозгласил Немировский и плюхнулся обратно на койку, расплескивая из жестяной кружки недопитый спирт. Барак гудел. В липком тяжелом воздухе барахтался неумелый мальчишеский мат и низкие взвизгивания пьяных девок. Рокпилсские красотки довольно быстро освоились в обществе победителей; сейчас они, по-животному отяжелевшие от спирта и браги, вповалку валялись на кушетках, вскарабкиваясь на колени к слабо соображающим хмельным Котятам, звенящим шепотом переругивались друг с другом, деля мужиков. Конвоируемых шлюх было больше, чем победителей, и Котята, в расстегнутой форме, осоловело обнимали по девице правой и левой руками. Благо хватало на всех с избытком.

Собственно, гульбище уже догорало. Запасы медицинского спирта, изъятые из взломанного вагончика биолаборатории, и брага, добытая пронырливым Затворновым, какими-то неисповедимыми путями подходили к концу. Периодически то одна, то другая парочка, поддерживая друг друга, исчезала в соседней клетушке, служившей обычно чем-то вроде свалки запасных матрацев, одеял и прочего мягкого хлама.

Затворнов, получивший «за отвагу и героизм при штурме Рокпилса» сержантские лычки, стряхнул с коленей какую-то невыразительную б…ь и нетвердыми шагами направился к выходу – проверить караулы. Он был старшим группы и еще пытался сохранять остатки ориентации.

Выбравшись на улицу, Затворнов прислонился к корявой стене барака, пытаясь справиться с отвратительным кислым комом, залепившим глотку. Сглотнул – тошноту удалось побороть – и медленно поплелся за угол, пристраиваться по малой нужде. Ночь была теплой, безветренной. Если бы не платиновый полусерп Селены, вынырнувший из слоистых зеленоватых облаков, – совсем земная ночь. Сочно-синяя темнота неподвижного неба, крупные редкие звезды… Затворнов заплакал – мутно, с каким-то мелким прихлюпыванием, и тут из-за угла сухо рассыпалась автоматная очередь.

* * *

…благо этот недоумок высадил полрожка в воздух – был пьян. Валерьян, на ходу бросив своим: «Связать!» – выдрал автомат из рук ошарашенного часового и побежал к бараку. Собственно, нечто подобное он и ожидал увидеть, но все равно было противно и немного мутило, как от спертого воздуха в общественном сортире. «Защитнички» были достаточно пьяны, чтобы не оказывать сопротивления, и недостаточно, чтобы не узнать его, Валерьяна. Консульский ранг все-таки имеет некие преимущества. Даже короткая очередь в потолок, выпущенная Валерьяном не без некоторой картинности, была, пожалуй, уже излишней.

Ребята достаточно быстро разоружили смутно соображавших героев и остервенело загоняли в соседнюю комнату перепившихся шлюх. Шлюхи, не понимаючи, липли к новоприбывшим и только после нескольких неразборчивых ударов, поскуливая, плелись в импровизированный карцер.

«К черту – дальше сами разберутся», – Валерьян вышел на крыльцо, чтобы не видеть всех этих полуголых упившихся баб, трезвеющих растерянных «героев», потно-животного месива… Автомат он машинально продолжал держать в руке.

* * *

Затворнов, тщетно пытающийся протрезветь после второй очереди, отсиживался за грудой нестандартного горбыля, сваленного в восстановительной суматохе в пятнадцати метрах от входа в барак. Мысли метались смутные: «Рокеры недобитые… Ребята там… Перебьют…» И тут дверь распахнулась и в светящемся квадрате возник черный силуэт с автоматом в правой руке. «Ну, держитесь, гады!» – героически подумал Затворнов и, поймав фигуру в пляшущую прорезь прицела, надавил на спуск.

МЕМУАРЫ ВАЛЕРЬЯНА

Коротко о последствиях инцидента в ночь с 25 на 26 августа. Операция по усмирению подпивших героических защитников окончилась малой кровью: я был ранен в плечо навылет. Меткий выстрел нажравшегося сержанта Затворнова, с перепугу принявшего меня за недобитого рокера. Котята и шлюхи были изолированы друг от друга и заперты в бараке, охрану я возложил на своих ребят, вооружив их конфискованными автоматами. 26-го утром, в понедельник, злые и непроспавшиеся «чертенята» поперлись на работу, а я засел за рацию – предстояло неприятное объяснение с Казаковым. Представляю обалдение Великого Координатора, когда на него, только что нежившегося в теплой герцогской кроватке, обрушилась моя информация. Последовало минут двадцать непрерывного

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату