– Мы пришли за Гошей, – говорит Ника. – Ты с ним не встречался?
– Да, да, – отвечает Майк, – конечно, встречался. Он приходил… какое-то время назад… несколько дней… или недель? Так трудно вспомнить…
– И что? – спрашивает Лёва.
Майк вздыхает.
– Тут это… – говорит он. – Такой облом… они его забрали. Прямо из моей комнаты, прикиньте?
– Они – это кто? – спрашивает Марина. В груди закипает гнев: что Майк тянет, не может сказать быстро и по-человечески?
– Контора, – говорит Майк. – Ну, то есть контрразведка. АРП, Агентство по расследованию преступлений, если целиком.
– Сволочи, – говорит Ника. Марина видит, как сжимаются ее кулачки. Ника стоит посреди комнаты – маленькая, худая, растрепанные волосы, решимость в глазах.
– Куда они его могли увезти? – спрашивает Марина.
– В оффшорную тюрьму, – говорит Майк. – У нас теперь тюрьмы черт-те где…
– Что значит – черт-те где? – спрашивает Марина.
– Ну, там, где дешевле, – отвечает Майк. – Сейчас, на кризисе, стараются на всем экономить.
– На кризисе? – удивляется Лёва, оглянувшись на окно, за которым неоновыми огнями сияет Вью-Ёрк.
– Ну да, – отвечает Майк, – кризис давно. То есть всегда. Нехватка энергетических ресурсов или что-то в этом роде. Заводы закрывают, безработица растет… а все, что можно, стараются перевести в далекие области, где всё дешевле. Вот и тюрьмы у нас в Банаме, Полонии и других областях.
– А в какой из них Гоша? – спрашивает Ника.
– В Банаме, – отвечает Майк. – Так, во всяком случае, мне отец сказал.
– Отец??
– Ну… мой новый папа… который вместо Орлока, – и, глядя на изумленных друзей, он поясняет: – У нас всегда так. Если кто-то уходит, на его место присылают другого… из вновь прибывших.
– И ты его зовешь папой? – потрясенно спрашивает Ника.
– Конечно, – говорит Майк. – Ну, это как отчим у вас… многие же зовут отчима папой, правильно?
– А откуда он знает… про Гошу?
– Он тоже работает в Конторе, – говорит Майк.
– А когда он придет? – спрашивает Марина.
Майк лезет в карман, достает гаджет, включает.
– Часа через полтора, – говорит он и неуверенно добавляет: – Наверное.
Ну да, думает Марина, тут же нет времени. В смысле оно есть, но какое-то совсем другое – тягучее, медленное, неопределенное.
– Нам надо уйти до его прихода, – говорит она. – Твой отчим не должен нас видеть.
– Конечно, – говорит Майк, – конечно. Я скажу, где переночевать.
На листке он рисует схему: три квартала пройти до Гранд-сквера, потом две остановки на подземке, выйти, перейти улицу, и там, на углу, будет вход в Главный парк.
– Там можно спрятаться ночью, поспать на скамейке или в кустах… у нас теплые ночи.
– Ну да, – говорит Лёва, глядя в окно, – у вас сейчас лето.
– У нас, – отвечает Майк, – всегда лето. Всегда как сейчас. Плюс-минус пять градусов.
– Мне бы так понравилось, – говорит Ника, но Марина бросает на нее разъяренный взгляд – ты что, сдурела? – и та замолкает.
Майк дает им несколько купюр и шесть прямоугольников плотной бумаги с мертвыми буквами.
– Что это? – спрашивает Ника.
– Билеты на подземку, – говорит Лёва, – тут написано.
– Точно, – кивает Майк. – Надо их в автомат засунуть – вот так, этой стороной кверху… и проходить потом. А у вас иначе?
– У нас монетки, – говорит Марина и вспоминает тяжесть пятаков в кармане куртки. Круглые, медные, звезда с одной стороны и цифра пять с другой. Если мы отсюда не выберемся, я их больше никогда не увижу, думает Марина, и вдруг ей кажется, что это важный повод вернуться – важней девочек из класса, важнее невыученных уроков, может, даже важнее мамы и папы.
Ника и Лёва выходят на лестницу, Марина идет к двери, и тут Майк трогает ее за локоть.
– Марина, – говорит он, – Марина… ты ведь придешь завтра, да?
– Конечно, – отвечает она, – а как же. А ты узнаешь, как добраться до Банамы?
– Конечно. Хотя все говорят, это нелегко. Но я узнаю, обязательно узнаю, – Майк все еще сжимает Маринин локоть и вдруг говорит, как-то жалобно заглянув ей в глаза: – Знаешь, Марин, я так счастлив, что ты вернулась! Я так тебя ждал! Так надеялся… знал, что это невозможно, но все равно… верил.
– Вот я и пришла, – говорит Марина, мягко освобождаясь от его пальцев.
– Я вижу, – говорит Майк, – спасибо тебе. Спасибо.
2Вадик никогда не любил Новый год. Вроде бы полагалось радоваться – елка, гирлянды, серебряная звезда на верхушке, – а никакой особой радости не было. Подарки ему всегда доставались скучные, да он и наперед знал, что подарят: новые ботинки, сумку для школы или, хуже того, книжку. Может, другим детям дарили какие-нибудь красивые мертвые вещи – вот они и радовались. А Вадику ни от предков, ни от Димки ничего хорошего не перепадало. Разве что разрешали лечь на пару часов позже, посидев вместе с ними за накрытым столом и посмотрев «Серебристый огонек» по телевизору. Им-то хорошо – они хотя бы выпивали, а Вадику полфужера шаманского нальют – и довольно.
В этом году, правда, Димка уговорил предков уйти отмечать к приятелям, а к себе зазвал друганов. Пришли взрослые парни, все с ног до головы в мертвом – шузы, джинса, блейзеры; девчонки тоже пришли, три подружки – блондинка, брюнетка и рыжая. Одеты сногсшибательно, как на картинке из мертвого журнала. Особенно рыжая: в мини-юбке, туфлях на платформе и кофточке, чуть приспущенной с левого плеча. Вадик так полвечера и просидел, тараща глаза – то на длиннющие ноги, то на голое плечо. Все гадал, есть на ней лифчик или нет. Вроде должен быть – но где же бретелька?
Димка с друзьями слушали мертвую музыку, танцевали – сначала каждый сам по себе, а потом парами, в обнимку. Вадик тоже подрыгался немного, партнерши ему, конечно, не досталось, и он налил себе потихоньку водки, выпил и пристроился в уголок, смотреть, как Димка щупает свою черненькую. Так бы и сидел до утра, но когда дошло до поцелуев, Димка его заметил и, оторвав руку от девчонкиной попы, махнул брату – вали, мол, отсюда, чё расселся, не в кино!
Вадик пошел было в свою комнату, но, судя по звукам, там кто-то уже был. Вслушиваясь в хихиканье, Вадик попытался угадать: рыженькая или блондинка. Подумал даже заглянуть – ой, извините, я, мол, и не знал, что вы тут, – но представил, как ему наутро влетит от Димки, и пошел к родительской спальне. Из-за дверей доносились вздохи и скрипы, так что Вадик поплелся назад на кухню, но, увидев через полупрозрачную дверь слившиеся воедино силуэты брата и его подружки, решил даже не пробовать.
Сволочь он все-таки, Димка. Говорил: классно затусуем, шикарно оттянемся – а нужно было всего-то, чтобы предки ушли и комната была лишняя, девчонок тискать. Оттянулись, нечего сказать.
Было, наверное, уже часа два, если не три. От выпитой водки хотелось спать, но не в ванной же ложиться? Вдруг кому-то приспичит отлить или проблеваться? Была, конечно, еще Димкина комната… но Димка строго запрещал даже заходить туда. Что будет, если он найдет Вадика
