Вадик всхлипывает последний раз, поднимает голову, говорит:
– Чё, правда? Настоящий друг? – и улыбается.
Если бы мы взяли его с собой, он был бы сейчас жив, думает Ника и неожиданно для себя говорит:
– Вадик, пошли с нами.
– Куда? – спрашивает Вадик.
– Отсюда, – говорит Ника, – из этой школы. В какую-нибудь другую область.
Вадик хлюпает носом и отвечает:
– Не, я тут останусь. Я уже прорюхал, как тут все устроено, а в другом месте – кто ж его знает? Ну и с местными надо поквитаться, а то больно борзые.
Да, думает Ника, похоже, он справится. Тоже заведет себе нож или пистолет – и поквитается. Она улыбается Вадику и думает, что надо сказать, как она злилась на него все эти годы и не могла простить и как простила сейчас, но не понимает: как такое скажешь? и к чему это теперь? – и поэтому говорит только:
– Ну, тогда удачи тебе! Держись тут.
Тогда Вадик поднимает на нее глаза и говорит:
– Я вспомнил. Орлок просил передать: после меня он убьет Лёвину сестру Шуру.
Впятером они сидят на краю фонтана. Журчит вода, теплое солнце сияет в голубом небе. Брусчатка на площади гулко отдается под ногами тысяч прохожих. Голуби с клекотом и шумом крыльев опускаются к ногам всклокоченного старика с сизым носом… гули-гули-гули – сыпет он хлебные крошки.
– Здесь красиво, – говорит Марина таким голосом, каким обычно говорят «сейчас десять утра» или «вчера шел дождь».
В самом деле – им не до красоты сейчас.
Майк твердит:
– Я не знаю, что делать, чуваки, не знаю, что делать…
Ника, подогнув под себя ноги, читает инглийскую книгу. Гоша сидит рядом, словно охраняя.
Лёва смотрит в одну точку и убеждает себя: Марина обязательно что-нибудь придумает. Не зря же она похожа на Сулако из фильма – значит, она, как Сулако, должна спасти маленькую девочку. Конечно, Марина спасет Шурку, как же иначе?
Лёва очень хочет в это верить – но не получается. Как же так вышло, думает он: мы здесь, а Шурка там? И мы не можем выбраться отсюда, эта область для нас – как тюрьма. И тюрьма эта куда надежней и неприступней той, откуда мы спасли Гошу.
– Я не знаю, что теперь делать, чуваки, – говорит Майк, и тут Ника отрывается от книги и говорит:
– Я все поняла. Это мы его воскресили. Точнее – я.
9Вот все и сложилось. Всё думала-думала, всё не могла понять – почему их раз за разом спрашивали: Кто из вас убил Орлока? – и эти, из Учреждения, и те, из Конторы? Неужели хотели выяснить, кто самый сильный и смелый? Конечно, нет! Теперь, когда Орлок появился, стало ясно. В книжке Кирилла так и написано, мелким шрифтом, – «непроверенная гипотеза»…
– Я только что поняла, – говорит Ника. – Только я могла его воскресить. Здесь написано, что если дважды мертвый застрял в промежуточном мире второго порядка, он может вернуться в свой мир и даже в Заграничье, то есть к нам. Для этого нужно, чтобы здесь, в его мире, появился тот, кто его убил. Причем появился не мертвым, а живым. Тогда убитый как будто слышит зов, и этот зов его воскрешает… ну, не совсем воскрешает, а превращает в призрака. И призрак свободно перемещается между мирами. Ищет своего убийцу, чтобы поквитаться.
Красивая площадь. Как в кино. Островерхие шпили, брусчатка, журчит фонтан. Теплое солнце в голубом, бездонном, кинематографичном небе. И вдруг будто черная тень опускается, накрывает пятерых подростков, и теперь, когда Ника произнесла это, не только она, но все они, все пятеро, зябко ежатся, сдвигаются ближе, опасливо озираются.
– Поэтому они хотели понять, кто убил Орлока, – говорит Марина.
Она тоже поняла – наверное, быстрее остальных. Закусила каштановую прядку, замолчала и задумалась.
– Поэтому, когда я пришел, они сразу отправили меня сюда, – говорит Гоша. – А так бы отправили Нику. Как наживку.
Да, думает Ника, отправили бы меня. Одну, без Марины и Лёвы. И я бы сгинула в этой комнате с фотографией мертвой Наташи и ее плачущей мамой.
Выходит, Гоша действительно меня спас.
– Да-да-да, – быстро говорит Лёва, – а потом ничего не случилось. Орлок не воскрес. И они поняли, что Гоша соврал, но решили больше не рисковать и отправить сюда нас всех… чтобы наверняка.
– Как приманку, – потрясенно говорит Майк, и Ника слышит в его голосе что-то странное – не испуг, не изумление… она еще не понимает – что, а Лёва уже поворачивается к Майку, берет его за плечи, смотрит в глаза и спрашивает:
– А ты ведь знал, что мы придем, правда?
И уже второй раз за эти несколько минут все становится на свои места. Майк знал, да. Удивился, когда их увидел – но не сильно. Как будто был готов. И потому так легко, бросив все, отправился с ними в Банаму…
Майк молчит, все они молчат, и только Гоша спрашивает:
– Да откуда ему было знать?
Лёва пожимает плечами:
– Не могло же Учреждение бросить нас без надзора. Им же нужно, чтобы кто-то подал сигнал, когда рыбка клюнет, когда появится Орлок. Кто-то должен докладывать, должен быть связным. Гоше сказали, что надо завербовать Майка, – но если Гоша был только приманкой, зачем Майка приплетать? Да потому, что Майк и есть связной! Ты работаешь на живых, Майк, на Учреждение. Ведь так?
Майк всхлипывает и отвечает, запинаясь:
– Ну да… но я не знал, зачем вы здесь… Мне сказали, что с Гошей вышла ошибка, его не должны были арестовать, что вы придете его освободить… и меня предупредят… но вы все делали сами – и во Вью-Ёрк, и в Банаму… Знаете, как было трудно?
– Нам тоже нелегко пришлось, – ядовито говорит Лёва.
– Но я же не знал, что это ловушка! – кричит Майк. – Я бы никогда…
– И давно ты стал их… агентом? – спрашивает Марина, и Ника замечает: она не сказала «нашим разведчиком».
– Я не знаю, – отвечает Майк, – здесь же нет времени. Но когда отец… когда Орлок погиб… ушел в промежуточный мир… со мной связались. Прислали нового отца… он тоже работает на Учреждение.
– Ты же говорил – на Контору!
– На Контору тоже. Но на самом деле – на Учреждение.
– Ну и фиг с ним! – взрывается Марина. – Лучше скажи: зачем ты это делал?
– Да я же всегда был за живых, вы забыли? Я считал, это мой долг! Считал, что это правильно – помогать живым. Думал, я и вам помогаю. Я не ожидал…
– Оставь его, Марина, – говорит Лёва, – он просто глупый маленький мальчик. Подумай лучше, как спасти Шурку.
Да. Спасти Шурку. Теперь у них нет другой цели, другого задания. Нет ничего важнее – спасти маленькую девочку. Сколько сейчас Шурке лет? Десять? Больше? Как
