Надо было рассказать ей все. Про заколоченный дом, про Арда Алурина, исчезнувшую Гошину маму, убитого Орлока… Но разве Лёве могло прийти в голову, что ничего еще не закончилось, все вернется, вернется и будет угрожать уже не ему, а Шурке? И мысли такой не было.
Не могло прийти в голову? А что, их не спрашивали, кто убил Орлока Алурина? Этого разве не достаточно, чтобы догадаться: ничего не кончилось, все еще может вернуться?
Они идут по узким улицам, Майк то и дело сверяется с картой, взятой в кафе на площади. Следом за ним – Марина и Ника, Лёва с Гошей замыкают шествие. В туалете того же кафе они вынули пистолеты из рюкзаков и спрятали под куртками, засунули за пояс, как заправские герои мертвых фильмов. Идти, правда, неудобно: «Хирошингу-2001» – крупное оружие, рукоятка упирается в живот, от туго затянутого ремня трудно дышать. Да к тому же нельзя расстегнуть куртку – и пот бежит струйкой вдоль позвоночника.
Нам дали встретиться, думает Лёва, собраться вчетвером, чтобы наверняка. Вдруг не один убил Орлока, а, скажем, мы с Гошей вместе… или я с Мариной… или даже все мы разом. Откуда им знать, в Учреждении?
Майк говорил, нас должны были доставить в Банаму, но мы договорились с Фернандесами быстрее, чем Учреждение успело все организовать. Мы их все время опережали – может, это в конце концов нас и спасет? Спасет Шурку.
Но они следили за нами, через Майка и его нового отца. Двойной агент, как в кино. На кого же он работает? На Учреждение? На Контору? На Контору, которая допрашивала Гошу – и задавала тот же самый вопрос: кто убил Орлока Алурина?
А значит, Контора хотела того же, что и Учреждение, – вернуть Орлока.
– Марина, – шепчет Лёва, – мне только что пришла в голову безумная идея.
– Говори, – отвечает Марина, замедлив шаг и поравнявшись с Лёвой, – мне кажется, только безумные идеи нам сейчас и остаются.
– Я вспомнил, как мертвые допрашивали Гошу, – говорит он, и, услышав свое имя, Гоша склоняется ближе, – я вспомнил и подумал: а вдруг Учреждение и Контора – это одно и то же? Вдруг они работают вместе? Как в механике: блок и веревка, цепь и зубчатая передача, шатун и поршень.
– Но Учреждение же против мертвых, – неуверенно говорит Гоша. – Они ловят мертвых шпионов и…
– Неважно, – перебивает его Марина, – я не понимаю другого: зачем им всем нужно вернуть Орлока?
– Шура, – говорит Орлок, – а я вот стою, жду тебя.
Шурка смотрит на него с недоверием. Какой-то он странный: дурацкая шляпа, куртка эта полосатая, да еще намотал шарф так, что лица почти не видно.
И мама всегда предупреждала: не разговаривай с незнакомыми на улице.
Но мужчина знает, как ее зовут. Может, они знакомы, а она просто забыла?
– У меня весточка, – продолжает незнакомец, – послание. Для тебя. От Лёвы, твоего брата.
Не может быть! Вот здорово! Шурка даже подскакивает от радости. Письмо! Лёва прислал ей письмо!
Но почему не по почте? И почему этот мужчина не пришел к ним домой, а караулит ее на улице?
Шурка молчит, потом бросает коротко, почти сквозь зубы:
– Ну, давайте!
Два слова – это ведь не разговаривать, правда? И было бы невежливо вообще ничего не сказать. А что надо быть вежливой, мама тоже учила. В том числе – с незнакомыми людьми на улице.
– Я не могу тебе отдать здесь, – говорит мужчина. – Это не письмо, а посылка. Она у меня дома, но мы можем пойти и вместе ее открыть.
Посылка? Зачем посылка? Что Лёва мог ей прислать? Шурке любопытно, но почему-то страшно.
– А вы не можете принести ее к нам домой? – спрашивает она. – Откроем вместе с мамой и папой.
– В том-то все и дело, – отвечает мужчина, – что это посылка только тебе. Лёва просил передать: это секрет от взрослых.
– А вы разве не взрослый? – говорит Шура.
Вот как она его подловила! Небось, не ожидал!
– От всех, кроме меня, – говорит мужчина. – Мне Лёва доверяет, потому и попросил доставить тебе посылку.
Шурка опускает глаза. Манная крупа поземки вьется вокруг валенок, белым кружевом замирает на черном глянце галош.
– А вы далеко живете? – спрашивает Шурка.
– Нет, – говорит мужчина, и ей кажется, что он улыбается, хотя рта по-прежнему не видно за шарфом. – Совсем близко. Пойдем, я покажу.
И его левая рука опускается Шурке на плечо.
– Под мою ответственность, – говорит Марина. – Мы специально прибыли из Вью-Ёрка, пока получили разрешение на Переход, знаете, как намучились?
Каменные подвальные своды, пахнет сыростью и плесенью. Невысокий старичок с обвисшим лицом стоит за конторкой. Перед ним стопка билетов, пачка цветных буклетов и ящик для денег.
– Сказано: «Кроме детей и беременных женщин», – говорит он.
– Ну, беременных женщин среди нас нет, – улыбается Марина, – а они уже не дети, а старшеклассники. В нашей области они официально считаются взрослыми, – на всякий случай добавляет она.
– Ну ладно, – вздыхает старичок, – но только с экскурсией. Одних не отпущу, вы мне там все поломаете.
– Хорошо, с экскурсией так с экскурсией, – соглашается Марина.
Хранитель смахивает в ящик протянутую Майком купюру и тяжело поднимается из-за стола:
– Ну, пойдемте.
Шаги глухо звучат под низкими сводами. С потолка свисают цепи, в одном углу железная клетка, в другом – знакомый по афише стул с шипами.
– Пытки всегда были важной частью нашей культуры, – начинает экскурсию хранитель. – Их использовали не только для дознания или наказания, очень часто пытки применялись для помощи в магических науках, для облегчения переходов того или иного рода, а иногда и для возвращения ушедших.
Лёва осматривает комнату. Конечно, неприятное место. Наверняка Орлоку здесь нравится. Но где тут бифуркационная точка? Да уж, об этом экскурсовода не спросишь. Остается догадываться…
Старичок рассказывает, как использовали то или иное приспособление. Вот здесь ломали кости, здесь жгли огнем, в эту клетку запирали на несколько суток, а вот тут растягивали, пока не лопалась кожа…
Сначала Лёва почти не слушает, но потом что-то настораживает его… что-то кажется странным. Что-то неуловимое, как мушка в боковом поле зрения.
Хранитель показывает все новые и новые приспособления, крутит пыточные колеса, предлагает потрогать заржавелый металл кандалов, и наконец Лёва понимает, в чем дело: каждую фразу старик завершает тихим «хех», ну да, тихим «хех», а потом еще мелко дрожит, словно трясется от неслышного смеха.
Так и есть: старичок хранитель хихикает, рассказывая о пытках.
Они заходят в последнюю комнату, в самый дальний каземат. Сначала Лёва видит картину на стене: празднично одетая толпа окружает помост, на котором горит у столба рыжеволосая женщина. Рыжая – точь-в-точь как Лёва.
И как Шурка.
Хранитель говорит:
– Этот топор служил для медленного отрубания рук…
Но Лёва не может отвести взгляда от картины, и тут Гоша тыкает его локтем в бок, и Лёва слышит, как Марина спрашивает:
– А зачем здесь эта звезда?
Ага,
