Лёва считал, что знает про «Морской бой» все, – и тут Саша Бульчин, студент матмеха, ведущий семинара и киноклуба, Лёвин любимец, огорошил его словами про «модель системы с обратной связью».
– Посмотрите сами, – продолжает Бульчин. – Игрок нажимает кнопку, красный огонек бежит по экрану, и почти одновременно благодаря испускаемым фотонам сигнал о движении торпеды поступает в мозг игрока. В мозгу происходит обработка информации, и, в зависимости от того, поражена цель или нет, наш игрок выбирает ту же стратегию или ее меняет. Через нервную систему мозг посылает сигнал руке, палец нажимает кнопку, и все начинается сначала.
– Пока торпеды не закончатся, – говорит Сережа Вольфин: он обожает всех поправлять, вот и выступает не по делу, а Лёва, переждав волну смешков, задает серьезный, интересный вопрос:
– А почему мы говорим именно про игровой автомат? Можно то же самое сказать про что угодно – хоть про игру в теннис.
– Хороший вопрос, – улыбается Саша Бульчин, – но я еще не закончил. Конечно, можно и про теннис. В чем же разница? В том, что внутри игрового аппарата только электромагнитные импульсы – как и в луче света, и в нервных волокнах, по которым проходит сигнал от мозга к руке. Теперь представим, что мы напрямую подключили нашу нервную систему к игровому аппарату или даже прямиком к компьютеру – и он посылает нам электронные сигналы прямо в мозг. Что получится?
– Кино? – говорит незнакомый мальчик из «б» класса.
– Не совсем. Кино, но с обратной связью – мы ведь тоже можем из нашего мозга посылать сигналы в мир этой игры. Запускать торпеды или, скажем, ехать на машине. Если взять супермощный компьютер, можно создать мир, неотличимый от настоящего, где игрок будет проживать свою жизнь как в реальном мире.
– Скорее, как во сне, – говорит Вольфин.
– Да, как во сне, – соглашается Бульчин, – в рукотворном электронном сне.
Звенит звонок, открываются двери зала. Сегодня они пришли сюда за совсем другими рукотворными снами: Саша Бульчин проводит первое в этом году заседание школьного киноклуба, позвав всех в районный кинотеатр, где по заявкам университетских любителей кино показывают «Сулако снова в седле». Это старый фильм, поэтому в зале не только студенты и ребята из школьных киноклубов, но и профессора, пришедшие вспомнить молодость.
Перед началом выступает седой мужчина с обвисшими усами – точь-в-точь как у Павла Васильевича, ушедшего на пенсию в прошлом году.
– Новаторство картины, – говорит лектор, – заключается в том, что женщина здесь, в отличие от большинства мертвых фильмов, показана активным действующим лицом, а не этаким призом, за который сражаются герои-мужчины.
Лёва незаметно затыкает уши пальцами: еще немного, и начнут пересказывать сюжет – смотреть будет неинтересно.
Лектор, к счастью, говорит совсем недолго – и вот гаснет свет, по экрану ползут титры, а потом по выжженной степи едет одинокий фургон, окруженный всадниками…
Это очень старое кино, еще черно-белое – наверняка из тех фильмов, которые живые захватили во время войны. Лёвины родители рассказывали, как школьниками сбегали с уроков, чтобы еще раз увидеть самые любимые. Точь-в-точь как мы с Гошей в прошлом году, вспоминает Лёва.
Эх, вот бы Гоша был здесь! Лёва даже позвонил накануне, но Гоши опять не было, и дядя Саша не сказал, когда придет. Что-то с Гошей не то, думает Лёва, но вскоре уже забывает обо всем, кроме одинокого фургона с семьей колонистов – и бескрайней пустыни вокруг.
Проводника зовут Сулако – точнее, проводницу, потому что проводник – девушка, как и обещал лектор. Она хорошо знает местность и ведет колонистов безопасной дорогой, но отец семейства, направив на нее ружье, требует вести фургон в горы Вейланда, где он знает богатую золотую жилу. Сулако говорит, что однажды уже была в этих горах и едва не погибла – и, если они туда отправятся, она не уверена, что хоть кто-нибудь вернется живым. Мужчины смеются, говорят, что многое повидали, и там, где смогла выжить женщина, они уж тем более останутся невредимыми.
Тут Лёва понимает, что до конца фильма не доживет ни один.
Так и есть: в горах отряд атакует армия зомби, самый хвастливый из колонистов гибнет первым. Лёва сидит, вцепившись в ручки кресла, – зомби почти как настоящие, не хватает только запаха.
А может, они и есть настоящие? Разве трудно в Заграничье найти зомби?
Впрочем, нет: они же становятся зомби только по нашу сторону Границы, а там, у себя, выглядят как нормальные люди.
Постой-постой, думает Лёва, откуда тогда вообще в этом фильме зомби, если в Заграничье их нет? Надо будет спросить Сашу Бульчина, может, он знает.
Атака следует за атакой, отряд колонистов гибнет почти весь. В последней битве Сулако пробивается к фургону, окруженному зомби, чтобы спасти единственного выжившего – спрятавшуюся в сундуке девочку Бекки, похожую на маленькую Шурку.
Лёве, впрочем, все маленькие девочки похожи на маленькую Шурку – ну, это и нормально, все-таки из всех девочек он с ней больше всего провел времени.
Больше всего? А с Мариной? Все-таки дружат со второго класса.
Нет, Марина никогда не походила на маленькую девочку. Она была как… как Сулако. Даже до того, как им пришлось сражаться с настоящими, не киношными зомби, Лёва догадывался: Марина – настоящий командир, из тех, кто может провести отряд колонистов через пустыню. Потом, после Белого моря, Лёва окончательно уверился: Марина не просто девочка или девушка, а что-то вроде супергероя из мертвых комиксов.
Ну, или вроде отважной проводницы Сулако, которая в финале уезжает в черно-белый закат, прижав к груди маленькую Шурку.
Зажигается свет, зрители выходят из зала, а Лёва думает: как глупо, что Ника с ней поругалась. Надо, пожалуй, их помирить, пока обе не исчезли неведомо куда, как Гоша.
Вечером из дома Лёва позвонит Нике, но раньше, чем он заговорит о Марине, Ника спросит:
– Ты не знаешь, что случилось с Гошей? Уже несколько дней не могу застать его дома. Мне кажется, его родители что-то скрывают.
– Да, – ответит Лёва, – я тоже давным-давно его не видел. Думал, ты знаешь.
Конечно, они не знают. Даже не догадываются.
3На фотографии у Ильи длинные волосы, как у девушки, заплетенные в полсотни тонких кос.
– Проба к новому фильму, – поясняет он. – На главную роль. Это такая история о борьбе гирельеров Банамы за свободу. Снимать будем на юге, в Олимпийске.
– Банама – это где? – морщится Марина.
– Одна из мертвых областей, – объясняет Илья. – Там все время идет борьба партизан-гирельеров против жестокой хунты. Мы, живые, конечно, поддерживаем их, как можем…
– Я одного не понимаю, – говорит Марина. –
