Она потянулась к узлу, который завязала на шнуре платья еще в водах источника, и, засунув палец в петлю, вытащила оттуда драгоценный камень кроваво-черного цвета. Она нашла его на дне источника, вынув из глаза бога, и время от времени носила на изгибе безымянного пальца.
Лошадь затопала копытами и, фыркая, пряла ушами. Почуяла других лошадей, наверно.
Вдали послышался звук горна. Да. А если не это, то лошадь встревожило что-то другое.
Она вспоминала дни, когда была колдуньей божественной Гекаты, которая оказалась Одином, а тот оказался Христом и всяким другим богом, разделившимся на три сущности и принесшим себя в жертву мудрости. Три носителя рун, три способа умереть, узел из трех.
Она потуже затянула узел на пальце и охнула, когда шнур сдавил кожу. Затянула еще туже, стараясь изо всех сил прижать камень к пальцу.
Она долго смотрела на нож, собирая все свое мужество. Без горького напитка, открывшего ее разум царству богов в Константинополе, без удушения и утопления осталась только вера, которая может помочь ей, — память магии.
Она попыталась впасть в транс, не забывая о ноже, которым когда-то зарезала себя, заплатив кровавую цену за правду, открытую ей волком.
Хель жаждала крови. Сколько ей нужно? Хватит крови сотни человек? Должно хватить.
Они приближались. Руны пытались объединиться. У них все получится, но ей нужны были гарантии, что, когда это случится, волк будет рядом.
Стилиана последний раз дернула за шнур, боль пронзила ее руку от кончиков пальцев до самых зубов.
Она с трудом держала кровавый камень, поэтому опустила руку на землю и оставила камень лежать в раскрытой ладони, рядом с пальцем, на котором виднелась печать. Внутри была запутанная, сложная руна, способная стать ловушкой и полная хитрости.
Она попыталась произнести старые заклинания Гекаты, богини встреч, богини смерти и смертельного пути, но не была уверена в том, что богиня все еще жива. Был ли Один одним из ее воплощений? Был ли Христос ее воплощением? Или она сама была воплощением их? Поэтому вместо слов заклинания Стилиана произнесла слова истории:
— Я убила смерть в Источнике Мимира под столицей мира. Сейчас я должна воскресить ее, чтобы убить снова. Я плачу древнюю плату мучения. Я отдаю то, что Один отдал Мимиру, что Христос отдал на кресте, что жрицы Гекаты платят, замерзая в полуночных ручьях. Геката… Геката… Она помогла Деметре вернуть дочь Персефону из подземного царства, она освещает темноту смертельной ночи, ее друг — собака… Она та, которая охраняет вход. Открой ворота в мир мертвых, открой его.
Топот лошадей приближался. Сверху, на холме, что-то взволнованно кричали норманны, готовясь к битве.
— Ткань из черепов я сотку. Основа ее — сухожилия и кости, растяну ее на ткацком станке из боли.
Стилиана глубоко разрезала безымянный палец, и темный камень засветился в озерце крови. Она закашлялась и задохнулась от боли. Давно она не использовала такую магию.
— Всем носителям рун умереть, — услышала она собственные слова. — Это земля смерти, она приближается, она готова нести пожары и проливать кровь, это будет ее территория.
Она пошевелила ножом, чтобы им, как рычагом, раскрыть кулак, и почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Камень утопал в крови. Светало, и голубой свет превращался в красный. Она еще раз полоснула ножом и отрезала палец, узел распался, камень остался лежать в окровавленной ладони.
Нет. Свет в камне приобрел форму — острую, угловатую букву Э. Она сразу ее узнала. Эго была руна Шипа. Свет от камня вливался в нее, покалывал кожу с восхитительной лаской — наполовину боль, наполовину удовольствие. Она почувствовала, как щупальца обвиваются вокруг ее сердца, как твердые шипы пронзают грудь и замирает дыхание.
— Я не хочу этого. Забудь ту нескончаемую слабость. Забудь девочку, родившуюся в трущобах Константинополя. Запомни жрицу, колдунью, бесстрашную часть бога.
В ее сознании сверкнули другие значения руны. Она почувствовала злобу мачехи, испытываемую к нежеланному ребенку; ревность между сестрами, одной красивой и другой с богатым мужем, который позволял глазам смотреть туда, куда не следует. В голове прозвучало слово, произнесенное по-норвежски. Слатрвиф. Зарезанная жена. Руны выкрикивали и другие имена. Творец зла. Ведьма и чума на головы добрых людей.
С дерева, словно черный лист, упал ворон и подхватил ее палец.
— Я заплатила цену, — поспешила сказать она. — Я сотворила заклинание.
Птица взлетела и устремилась прочь, направив свой черный бесформенный полет к холму. Сперва Стилиана не обращала внимания на боль в руке. Она прижала край плаща к ране, чтобы остановить кровь.
Она наблюдала, как птица исчезает в тумане. Она отдала что-то, потому что чувствовала: это правильно. Она создала заклинание, но заклинание без цели. Иногда причина для сотворения магии была спрятана от самого заклинателя. Она знала это, видела, как это происходило с ее братом в Константинополе.
Она помнила Эррудию, рабыню, научившую ее обрядам и магии Гекаты.
— Магию нельзя записать, это не рецепт, а загадка.
Она сделала то, что считала важным, она знала — одна жертва обеспечивала другую.
Стилиана держала свою окровавленную руку и размышляла, достаточно ли она отдала, и если достаточно, то что, возможно, получит взамен.
В отдалении она увидела около сотни всадников, скачущих с востока под предвещающим бурю солнцем, несущих оружие, несущих смерть, несущих кровь.
Глава сорок шестая
Выбирающие мертвых
С болота на нее смотрели восемь мертвых женщин. Фрейдис сглотнула. Руны опять появились в ее сознании и, словно лягушечья икра в пруду, плавали по краям поля зрения, если смотреть в небо.
Она побоялась использовать руны прямо здесь. Она ощутила притяжение, которое они испытывали к измазанным торфом женщинам, что стояли полукругом с жуткими огненно-черного цвета копьями в руках. Казалось, что на самом деле они не материальны. Призраки в тумане. Размытые дождем тени.
Неожиданно из Фрейдис заструился свет рун, и она увидела Толу уже новыми глазами. Гибкий, покрытый волнистой шерстью, растянувшийся во всю длину волк обернулся вокруг нее, словно змея. Это был волк? Или какой-то знак, образованный упавшим на царапину лучом света? Это
