У фрау Куллен тоже пропали кое-какие драгоценности – так называемое кольцо вечной любви с чудесным бриллиантом; оно могло бы стоить ее мужу годовой зарплаты, однако было приобретено за хлеб и воду, потому что герр Куллен занимал завидную должность – был главным управляющим в лагере Заксенхаузен. Фрау Куллен вместе с фрау Фоллер отправилась в Падерборн за покупками и каким-то странным образом потеряла кольцо, когда примеряла платья. Драгоценность долго и тщательно искали, но так и не нашли.
А затем наступила очередь браслета от Тиффани, принадлежавшего фрау Браун. Она вышла из своего дома, расположенного в лагере, чтобы пообедать с Хауссманами в замке, и, вернувшись, обнаружила пропажу. Фрау Браун спросила у фрау Фоллер, не видела ли та браслет, поскольку, выходя из служебного автомобиля, столкнулась с ней во внутреннем дворе. Женщины немного поболтали и договорились как-нибудь поиграть в теннис. Может быть, фрау Фоллер видела, как она его обронила? Но нет, фрау Фоллер ничего не видела.
За обедом Макс сидел напротив своей нарядной жены. Она приобрела красивое голубое вечернее платье с кружевами на плечах. Волосы Герти были уложены в узел. Правую руку украшал браслет с бриллиантом, левую – изящные дамские часики; на груди мерцал кроваво-красный рубин, в свете канделябра напоминавший цветом выдержанное красное вино. «Просто неземная красота», – подумал Макс.
– Фон Кнобельсдорф тобой доволен? – спросила Герти.
Макс впился зубами в картофелину. За обедом у него не было аппетита, но сейчас он был ужасно голоден. У Макса не было сил даже на то, чтобы ответить жене.
– Так фон Кнобельсдорф теперь тобой доволен? Можем мы наконец избавиться от этого крокодила? Совершенно дурацкая ситуация – жить по соседству с этой тварью.
– Фон Кнобельсдорф сам воплощение абсурда. Он сумасшедший, – заявил Макс.
– Я уверена, что ты преувеличиваешь.
Макс смотрел на свою жену и, вместо того чтобы восхищаться ее красотой и снисходительностью, впервые в жизни воспринял их как оскорбление. То, что она вынуждена существовать в этом варварском мире, казалось ему неуместной шуткой. И Максу захотелось разнести его в щепки.
– Сегодня под непосредственным руководством господина оберштурмбанфюрера я замучил до смерти одну очень симпатичную старенькую цыганку. В течение ближайших нескольких недель мы отыщем в лагерях пары родственников. Во время некоторых экспериментов мы не будем говорить, допустим, брату, что убиваем его сестру, в других – будем. При этом мы станем наблюдать за реакцией испытуемых, отслеживая паранормальные явления. А фон Кнобельсдорф тем временем будет находиться вместе с одиннадцатью такими же психами в Северной башне, где они будут медитировать вокруг отсеченной головы своего коллеги по СС в надежде установить контакт со сверхъестественными силами, неизвестными и, скорее всего, несуществующими. Хочешь еще вина?
Он подлил жене вина в бокал.
– Да, это действительно абсурд, – согласилась Герти.
Вопреки ожиданиям Макса, его слова ничуть ее не шокировали.
– Вот именно. Так что на этом фоне крокодил уже не кажется мне столь уж отвратительным.
– Тем не менее крокодил – это очень неудобно. Наверное, мне нужно самой поговорить с фон Кнобельсдорфом. Иногда для того, чтобы решить вопрос, требуется вмешательство женщины.
– Нет! – воскликнул Макс.
Он не хотел, чтобы его жена приближалась к этому человеку.
Герти спокойно пригубила вино.
– Как скажешь, дорогой.
Сны, тревожившие фон Кнобельсдорфа по ночам, были уникальны для оккультиста. Он видел себя мальчиком, который идет по родному городу. Увидев кондитерскую, он зашел туда и купил самый большой шоколадный батончик на свете – больше его самого. Такие вот дела. Никаких тебе демонов, никаких богинь, никаких зловещих духов, возникающих из языков пламени. Но фон Кнобельсдорф всю жизнь посвятил оккультным наукам и поэтому не желал видеть во сне шоколад. Он хотел видеть ангелов и бесов.
Как правильно предположил Харбард, ум фон Кнобельсдорфа был организован не так, как у обычных людей. Нормальное человеческое сознание напоминает хор, отдельные участники которого либо спелись, либо нет. Соответственно, они либо создают благозвучную мелодию, либо впадают в диссонанс; там есть свои уровни и взаимодействие, басовые партии и сопрано. Сознание же морального урода фон Кнобельсдорфа было скорее похоже на протяжную ноту – надрывно пронзительную и неослабевающую. Он вожделел власти и влияния, но более эффективно проявил бы себя в качестве солдата на поле боя, где его брутальная решительность и целенаправленность были бы достоинствами. Оберштурмбанфюреру гораздо труднее было разобраться в человеческой чувствительности, которой он сам был лишен. Бессмысленно тридцать лет учиться играть на трубе, если у тебя нет пальцев.
Однако Герти Фоллер – или сущность, которая видела мир ее глазами, – обладала поразительной чувствительностью; чувствительностью, которой не могли помешать ни стены, ни дверные замки.
Итак, в Северной башне, в комнате ордена Черного Солнца, где в круг, спинками к высоким сводчатым окнам, были расставлены двенадцать тронов, а на полу была изображена многорукая свастика, среди мрамора и позолоты зала, в котором за пять лет медитаций эсэсовцам лишь один-единственный раз явилось видение, как они считали, Одина, сидел фон Кнобельсдорф и отрешенно стучал в полученный от Харбарда барабан – в тщетной надежде, что мифы о его далеких предках окажутся былью.
Поев, Макс застыл на месте, уставившись в одну точку; он просто сидел за столом – не курил, не пил, не читал. Некая сущность в образе его жены стояла у него за спиной, гладила его по голове и пела очень странную песню:
В провале средь леса я видела связаннымНесчастий зачинщика, Локи проклятого.Там Сигин сидит, убиваясь в страданьяхНад мукою мужа… – Поймете ль вы весть мою?Я видала, как грозные реки неслиИзменников мертвых, убийц и предателей.Тех также, что жен соблазняли чужих.Ниддгоггр глодал там тела охладелые.Волк рвал погибших. – Поймете ль вы весть мою?Хотя смысл песни был тревожным, на Макса она действовала успокаивающе. Он представил себе жену с пучком овечьей шерсти в руках; Герти аккуратно вытягивала волокна и скручивала их в единую нить. «С моей женой все будет хорошо, – подумал он. – Она-то каким-то образом со всем справится».
– Что происходит? – всполошилась Герти, оказавшись во сне в чертоге мертвецов.
– Волку нужна хитрость, моя дорогая, – ответил ей чей-то голос. – Помните волка? Я призываю и запутываю его.
Песня за спиной у Макса тем временем продолжалась:
Солнце черно;
