Фон Кнобельсдорф, медитировавший всего несколько часов, вдруг почувствовал какое-то странное волнение. Это не было божественное видение, которого он жаждал всей душой, – иногда, когда очень долго ждешь автобуса, в конце концов начинает казаться, будто слышишь вдалеке шум его мотора; нет, это было нечто более основательное, какое-то сотрясение глубоко внутри него. Фон Кнобельсдорф огляделся по сторонам. Узкие сводчатые окна зала были уже не окнами, а дверными проемами, через которые он мог уйти. Оберштурнбанфюреру пришлось сдерживать себя, чтобы не расплакаться от радости. Его долготерпение и вера были вознаграждены.
В окровавленном подвале, сотрясаемом взрывами бомб, взгляд Кроу, связанного и пришпиленного к полу, затуманился. Когда же зрение к нему вернулось, он был уже совсем в другом месте. Кроу сидел на широком черном пляже, а за спиной у него высился черный чертог, поблескивавший извивающимися змеями. У входа в строение громадная змея высоко подняла голову и с шипением выпустила в небо фонтан яда. Раскрашенного человека, колдуна, нигде не было видно. Как не было видно и Ариндона.
Герти продолжала петь, поглаживая мужа по голове:
На востоке, средь Леса Железного, СтараяСидела и Фенрира чад породила.Один из них некогда сделаться должен,В обличии зверя, губителем света[40].– Зверя? Вы сказали «зверя»? – переспросил фон Кнобельсдорф со своего места в рыцарском зале.
Он слышал доносившееся снаружи пение и обернулся к своим коллегам-рыцарям, однако вместо них на тронах сидели скрюченные скелеты в черной униформе СС. Фон Кнобельсдорф улыбнулся. Смысл этого видения был ему предельно ясен: он избранный среди этих рыцарей – а может быть, и из всей нации. Он шагнул в один из проемов в стене и увидел, что стоит на выступе длинного черного пляжа. Вдали на горизонте поднималось нечто, похожее на дым. Фон Кнобельсдорф почувствовал, что должен пойти туда.
А Кроу, находившийся перед чертогом, увитым змеями, устремил взгляд вдаль. Там у стен высокого треугольного замка по сияющему черному пляжу шла леди в синем плаще. В руках у нее был моток ниток. Кто она? Его мозг не дал ответа на этот вопрос, но Кроу откуда-то знал ее, он был в этом уверен.
Ему хотелось убраться с этого берега, подальше от чертога со змеями. Внутри этого строения что-то было. Кроу чувствовал, как оно сопит и хрипит в кромешном тесном мраке. Профессор знал, что это, и сдерживался, чтобы не подбежать к входным дверям и не распахнуть их настежь.
Он с трудом шел по берегу, через дюны из вулканического обсидиана, под полумесяцем луны, от которой на землю веяло неестественным холодом. С вершины последней дюны Кроу увидел перед собой равнину, широкую, как пустыня, и черную, как антрацит. Черное поле было совершенно однородным, лишь на большом расстоянии от профессора на поблескивавшем грунте выделялось какое-то возвышение. Кроу принял его за какое-то вулканическое образование, что-то вроде кратера посреди бескрайнего потока застывшей лавы. Однако для этого возвышение было слишком правильной формы.
Так или иначе, это была хоть какая-то веха, ориентир на унылой местности, и Кроу решил направиться туда. Вскоре он потерял счет времени. Ему казалось, что он идет уже несколько дней, но луна светила все так же, и погода оставалась неизменной. Наконец Кроу поравнялся с объектом, замеченным издалека. Это был наполненный серебристой водой, идеально круглый бассейн радиусом десять футов, с высокими, примерно в три фута стенками. Кроу понял, что это колодец. При свете луны жидкость в нем поблескивала, как расплавленное серебро.
Было там еще кое-что, что Кроу не удавалось рассмотреть. Во сне порой случается, что органы чувств не подчиняются командам сознания, – так было и теперь. Кроу краем глаза заметил что-то еще, однако никак не мог сфокусировать на этом взгляд.
Он долго мучился, прежде чем ему наконец удалось направить взгляд в нужную сторону, и профессор увидел рядом с колодцем голову мужчины, насаженную на кол. Она была необычайно красива, но не той красотой, которая пленила бы художника. Хозяин головы, которая, казалось, двигалась, был неопределенного возраста и мог быть представителем любой национальности – кельтом, скандинавом, финикийцем, сарацином или бриттом. Рядом с колом грудью вниз лежал обезглавленный труп. В руке он сжимал тонкой работы рог для вина, отделанный серебром.
Со стороны дюн к Кроу приближалась леди в синем. Так кто же она такая? Профессор не сомневался: если бы у него было больше времени, он бы это вспомнил.
Кроу понимал, где находится, и не имел желания оставаться здесь дольше. Эту легенду вдолбили в него еще в детстве, бесчисленное количество раз повторив ее долгими зимними вечерами у очага. Это был колодец Мимира, пророческие воды самого первого из богов, а на колу и под ним было то, что осталось от самого Мимира. Кроу уже хотел уйти, но тут увидел еще кое-кого – высокого бородатого человека в шляпе с широкими полями. Харбард!
Кроу попытался заговорить с ним, но вновь ощутил во рту мучительную боль. Харбард улыбнулся ему и показал рукой в сторону колодца.
То ли с гравитацией, то ли со временем определенно происходило что-то странное: движения Харбарда были неестественно медленными. Сверху светила луна, и вода, холодная и глубокая, мерцала в ее лучах. С большим трудом Кроу приблизился к источнику и протянул к нему руку. Он попытался напиться, однако вода неуловимо просачивалась сквозь пальцы. Тогда Кроу встряхнул кистью руки. Капля, одна крошечная капелька, вдруг попала на тело Мимира, и оно мгновенно начало трансформироваться.
Бог больше не был обнаженным. Кроу присмотрелся внимательнее. На Мимире была изящная черная форма офицера СС; готическим шрифтом на рукаве было вышито: «Доктор». В петлице виднелась эмблема в виде черепа с перекрещенными костями; Кроу показалось, что череп этот насмешливо скалится, забавляясь тем, что у тела нет головы.
– Волк будет ваш, и тогда я смогу вернуться обратно в Зальцгиттер, – сказала голова по-немецки.
– Но как я его найду? – спросил чей-то голос.
Кроу почувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Это был еще один человек в эсэсовской форме, с жестким, властным лицом, изуродованным длинным шрамом, тянувшимся от глаза до подбородка. А за его спиной к ним приближалась та самая высокая леди в плаще из синего шелка.
– Кто вы? – обратился Кроу к эсэсовцу.
– Ваше величество, – ответил тот, опускаясь на одно колено.
Кроу счел необходимым отвернуться, но при этом случайно взглянул на собственное отражение в воде. На плечах у него была голова волка. Кроу не желал смотреть туда, но очень хотел посмотреть еще на кое-что.
Эсэсовец все понял правильно: стоя на одном колене, он видел Кроу насквозь; его взгляд был направлен в нужную
