Австро-венгры медленно продвигались вперёд. Кричали и постреливали. Больше для острастки. Над головами военнопленных. Нескольких пристрелили, когда они попытались бежать в тот самый перелесок, где укрылись штурмовики. Но в целом двигались в относительном порядке.
Сколько так продолжалось? Полчаса? Может, больше. Однако наконец военнопленные практически вышли из перелеска. В то время как сам супостат туда полностью втянулся. И тут в небо взлетели три красные ракеты, и штурмовики атаковали. Шквалистым порывом стрелкового огня.
Дистанции были смешные – сто-двести метров. А у ребят в руках самозарядные карабины под фактически промежуточный патрон в быстросъёмных коробчатых магазинах да лёгкие ручные пулемёты под основной винтовочный патрон, и тоже в быстросъемных коробчатых магазинах. Плюс егерские винтовки с оптическими прицелами.
Мерзавцы из концентрационного лагеря и их прихлебатели прикрылись живым щитом только с фронта. В то время как фланги остались абсолютно беззащитными. Более того, опасаясь проблем с военнопленными, они держали некоторую дистанцию от них. Тех ведь толпа. Могут наброситься. А так – станковые пулемёты, установлен-
ные на грузовиках «по-русски», позволяли надеяться сдержать толпу в повиновении.
Теперь же, почти в упор, на них обрушился шквал стрелкового огня. С флангов. С самых беззащитных и уязвимых направлений.
Егеря били по пулемётчикам, не давая им воспользоваться своим оружием, и командирам, что пытались чем-то командовать. Пулемётчики подавляли скопления. Остальные – работали просто по любым наблюдаемым целям.
Минута.
И тишина. От которой аж в ушах зазвенело.
Присевшие и упавшие на землю военнопленные начали озираться и осматриваться. Выжившие австро-венгры – тоже. Испуганные, шокированные, полностью раздавленные.
Максим уже было хотел отдать приказ штурмовикам выступить вперёд и добить врага, но своё слово решили сказать военнопленные. Они колыхнулись, как морская волна, и с каким-то чудовищным, нечеловеческим рёвом набросились на своих вчерашних надсмотрщиков и конвоиров. Оружия у них не было. Кто-то, конечно, хватал оружие убитых. Но большинство действовали проще – они набрасывались на супостата всей толпой и буквально разрывали их в клочья голыми руками. Ну как голыми? Руки сами находили подходящие предметы. То и дело мелькали поднятые с земли камни, выхваченные у австро-венгров кинжалы и так далее.
Когда Меншиков подошёл к месту боя – всё было кончено. Ни одного супротивника в живых не было. А военнопленные, перемазанные в пыли и крови, с диким взглядом смотрели на этого офицера.
– Кто старший? – максимально спокойным тоном поинтересовался наш герой. Хотя от вида этих людей у него мурашки по спине бежали. Их ярость как-то чувствовалась даже на расстоянии. После небольшого колебания вперёд вышел мужчина лет сорока.
– Меншиков, Максим Иванович, лейб-гвардии полковник, – произнёс наш герой, протягивая руку.
– Каппель Владимир Оскарович, ротмистр, – ответил вышедший, принимая рукопожатие.
– Оу… – удивился Максим, прекрасно поняв, кто стоял перед ним. – Мне вас очень недурно рекомендовали. Давно в плену?
– Этой зимой попал, – мрачно произнёс тот. – Контузили на передовой. Очнулся уже у австрийцев.
– Бывает. Никто от этого не застрахован. Ладно. Не будем терять время. Смотрите, – произнёс Меншиков, доставая планшетку с картой. – Мы здесь. Вот здесь и здесь расположены другие лагеря военнопленных. Вот это – Зальцбург. Он практически беззащитен. Там есть склады с провиантом, обмундированием и вооружением. Хоть каким-то. С собой вас взять не могу. На меня охотятся крупными силами, а вы будете меня тормозить. Заблокируют и уничтожат. И меня, и вас. Поэтому я двинусь в одну сторону, а вам советую в другую, чтобы австро-венгры разделили силы и не могли их нормально сосредоточить на одном направлении. Возражения?
– Возражений нет, – чуть поиграв желваками, ответил Каппель.
– Прорываться в сторону Чехии не советую. Здесь крепкие позиции противника. А у вас нет тяжёлого вооружения. Я вообще не уверен, что вы сможете прорваться. Слишком измождённые. Сдаваться в плен тоже не советую. Вот этого, – Максим кивнул на растерзанных австро-венгров, – вам не простят. Поэтому я предлагаю вам постоянно двигаться. Освобождать лагеря военнопленных. И вообще – крушить и ломать тылы у супостата. Если всё-таки решите прорываться – уходите к сербам.
– К сербам? Почему?
– Против них у австро-венгров самые слабые позиции. Если собрать достаточно значимую толпу, даже с лёгким оружием, всё получится. Может, даже фронт там обрушите, кардинально облегчив ситуацию сербам. Совсем разгромить те несколько дивизий вы не сможете, но крови пустите – массу. И прорвётесь к сербам, качественно их усилив. Возможно, получится захватить какой-нибудь из речных мониторов. Это было бы совсем здорово, но на это особой надежды нет.
– Ясно, – произнёс Каппель, принимающий из протянутого ему Меншиковым портсигара сигарету. Именно сигарету, а не папиросу. Он мог себе их позволить.
– И не брезгуйте автомобилями. Колёса – это ваша жизнь. Как и движение. Помните об этом.
#Пока двигаетесь, ежели с умом, живы. Остановились – умерли. Движение – главное для кавалерии в наши дни.
– Автомобили не кавалерия…
– Всё меняется, мой друг, всё меняется…
Глава 3
1916 год, 17 мая. Берлин
Вечерело. Солнце уверенно стремилось рухнуть где-то за горизонтом. Генеральный же штаб Германской империи гудел как растревоженный улей, не думая об отдыхе и ночном покое. Которые сутки подряд. Конечно, люди не могли находиться столько на ногах. Но тех, что выхватывали несколько часов отдыха тут же в свободных комнатах, подменяли их коллеги. Решалась судьба всей войны и, возможно, Германии. Так что расслабляться никто не собирался.
Все вокруг ходили красноглазые. Всё вокруг было окутано клубами табачного дыма и навязчивым ароматом кофе. Кое-где пробивались нотки коньяка. Всё вокруг шевелилось и работало. Словно из последних сил, превозмогая переутомление – прежде всего умственное, при котором голова совершенно перестаёт что-либо соображать и с остекленевшим взглядом взирает на весьма несложные проблемы.
И вот в эту мирную среду трудолюбивых зомби ворвалась Кайзерин. Взвинченная, заплаканная и крайне раздражённая.
– Ваше императорское величество, – поклонился начальник Генерального штаба, ошарашенный этим вторжением.
«Июльское купание», произведённое Меншиковым летом 1915 года в Берлине, совершенно переменило все расклады в Генеральном штабе. Кайзер Вильгельм II не простил им ни своего позора, ни столь яркой росписи в собственной несостоятельности. Все генералы до единого, что состояли при Генеральном штабе, были отправлены на фронт с понижением в звании. В поля. Чтобы месить грязь, кормить вшей и бегать под пулями. Фигурально, конечно. Но после весьма комфортабельной штабной работы в Берлине – это наказание именно так и воспринималось всеми вокруг. И не только генералы, но и офицеры тоже. Вильгельм не каждый день прятался от русских в спальне жены и не горел желанием повторять сей славный подвиг, поэтому расправлялся с этими деятелями без всякого сожаления, без каких-либо попыток понять и простить. За одного битого двух небитых дают? Может быть. Но не здесь и не сейчас.
Новый же штат укомплектовали из подающих надежды молодых штабных офицеров невысоких званий. Им дали шанс. Что позволило в какой-то мере компенсировать неопытность и юность рвением и особым трудолюбием. Им
