Все вокруг перекрестились и замолчали.
– Что опять не так?
– Со смертью не шутят, Максим Иванович, – тихо произнёс солдат уже в возрасте.
– Да я и не шучу. Я честно восхищён этой дамой, кем бы она ни была. Хотя не думаю, что это смерть. Скорее всего, она просто плод моего воображения. И это приятно: вон какие красавицы наяву снятся.
Но шутка народом не была поддержана. Слишком уж много он вокруг себя наплодил мистики. Поэтому бойцы, что стояли рядом, сумели заметить и то, что Максима привлекли крики воронов перед ранением. И про грёзы наяву никто не поверил. Лишь смотрели в ту сторону, куда указал командир, и крестились…
Глава 10
1916 год, 5 июня. Верона
Максим сидел на складном стульчике и морщился. Смена повязки – дело неприятное и болезненное: ведь кровь засыхает и надёжно соединяет воедино кожу, волосы и перевязочный материал, который приходится каждый раз отдирать. А это не только больно, но и рану немало тревожит.
Левая рука у него была прострелена в предплечье. Осколок ударил его по лбу, рассекая кожу. Ещё одна пуля чиркнула по правому бедру, но удачно,
Меншиков опять успел вовремя повернуться, и вместо того, чтобы угрожающе ударить по внутренней стороне бедра, грозя перебить артерию, она всего лишь чиркнула по внешней, пробив кожу и чуть-чуть повредив мышцы. Да и то – очень незначительно и крайне удачно. Однако – это были три раны, которые нужно перевязывать. Более того – постельный режим Максим позволить себе не мог, поэтому постоянно тревожил их, вызывая регулярные – пусть и не значительные – кровотечения. Так что перевязочный материал вновь и вновь приходилось отдирать.
Встречное полевое сражение механизированных соединений закончилось полным разгромом сводной германо-австрийской бригады. О чём уже утром знал весь мир. Эта новость вышла во всех свежих газетах в Париже, Москве, Лондоне, Риме, Вашингтоне и других городах. Всюду, буквально везде, говорили только об этом. Даже в Берлине и Вене были вынуждены уделить этой новости несколько строк в утренних газетах. Ведь интерес представляла не только победа, но и самое явление – совершенно уникальное для окружающих и эпохи в целом. Столкновение крупных механизированных соединений.
Политическое значение этой победы также оказалось сложно переоценить. Какова была идея Генерального штаба? Предельно проста. Навязать Максиму полевое сражение. Связать потерями, вынудив остановиться. После чего начать переговоры с Парижем о мире. Именно с Парижем, так как Франция оказалась истощена войной сильнее всех в Антанте. Почему, собственно, Париж должен был согласиться? Потому что сил для полномасштабных наступлений у Франции больше не было. И провал нашего героя грозил стабилизацией фронта на итало-австрийской границе. А это в сложившихся условиях могло вылиться в годы войны. Да, юг Франции при этом удавалось освободить от оккупации, но это мало что меняло в стратегическом плане.
Хорошая идея? Ну, неплохая. Особенно если удастся договориться с Парижем о сепаратном белом мире. Но в Берлине упустили два ключевых момента. Во-первых, Меншиков смог разгромить превосходящие силы и продолжить движение, пройдя по Флоренции парадом. Во-вторых, этот, казалось бы, небольшой успех вызвал удивительный душевный подъём во Франции.
Да, часть грузовиков и бронеавтомобилей тащили на буксире на этом параде. Да, часть бронеавтомобилей, что шли своим ходом, имели довольно серьёзные повреждения. Да, у многих грузовиков виднелись пулевые отверстия в бортах, а полк в целом нуждался в квалифицированной медицинской помощи. Но он продолжал двигаться вперёд. Он не был стреножен. И уже вечером 25-го числа смог достигнуть Вероны. А там… Меншиков уступил обращению правительства возрождённой Римской империи и принял командование над теми маршевыми ротами итальянцев, что там накапливались вот уже несколько дней.
Максиму был нужен отдых. Категорически. Ему нужно было несколько дней, чтобы провести сор-
тировку раненых, разместив в местные союзные стационары неспособных продолжать поход, и привести в порядок технику. Многие повреждения были достаточно легко устранимы. Он ведь чтил и уважал сервисные подразделения, прекрасно понимая выгоды, что те давали. Поэтому не только их развернул в своём полку, но и оснастил всем необходимым, в том числе и запчастями, не говоря уже про максимально компетентный персонал, который он долго и мучительно собирал не только в России, но и в союзных или нейтральных странах. Механики, сварщики, жестянщики, мотористы… и так далее, и тому подобное. Они были хороши, очень хороши, получая свою выгоду от такого сотрудничества – в том числе и в материальном выражении.
Тут надо сказать, что хоть Меншиков и выковывался в горниле Российской армии, во многом впитавшей традиции Советской, выросшей из Имперской, однако это никак не помешало ему придерживаться совсем других ценностей и взглядов. Всё вышло как с воспитанием детей. Ребёнок ведь либо подражает родителям, если ему нравятся их поступки, либо старается поступать зеркально, отрицая их модель поведения как ошибочную.
В вопросах техники Максим оказался последовательным сторонником германской парадигмы времён Второй мировой войны. В чём это выражалось? Советский Союз стремился массировать количество танков. В итоге одних только Т-34 разных модификаций было выпущено около ше-
стидесяти тысяч, не считая самоходок на их шасси и послевоенных лицензионных копий. Немцы же танков PzKpfw V «Panther» выпустили ровно на порядок меньше – около шести тысяч. PzKpfw IV – около восьми с половиной тысяч, PzKpfw
III – около пяти с половиной и так далее.
Почему так? Не могли? Могли. Может быть, немецкие танки были очень дорогие и сложные? Согласно распространённому мифу – да[15]. На деле – нет. Во всяком случае, указанные модели. Та же «Пантера» стоила сопоставимо с Т-34-85, а PzKpfw
IV был так и вообще вдвое дешевле и проще в производстве, не уступая в целом «тридцатьчетвёрке» в боевых качествах, в то время как «Пантера» её существенно превосходила из-за более удачного дифференцированного бронирования, преимущества в вооружении и органах управления, в том числе и средствах наблюдения за полем боя.
Тут нужно немного отвлечься и дать небольшое пояснение, так как это известная тема для ругани и даже драк. Всё дело в том, что стоимость клас-
сического танка, не напичканного всякого рода электроникой, процентов на шестьдесят-семьдесят определяется сложностью изготовления его корпуса. В отдельных случаях – до восьмидесяти, но это редко и только у части лёгких довоенных танков. Ещё процентов двадцать-тридцать обычно дают двигатель и орудие.
Корпус у «Пантеры» по своей сложности сопоставим с корпусом Т-34. Такая же хитрая геометрия большого количества наклонённых плит. Только бронирование было дифференцированным, а не однородным, что давало кардинальное преимущество при правильном использовании.
Бензиновый двигатель у «Пантеры» выходил дешевле, чем знаменитый дизель «В-2», как в общей стоимости, так и в станко-часах и ресурсоемкости. Ведь картер и головку цилиндров нашего дизеля отливали из дефицитного
