– Нам нужно уходить, – произнесла она между ударами. – Скексисы… у них моя подруга. Гурджин, что здесь происходит?
Когда пластина с защелкой достаточно ослабла, Найя воткнула клинок между пластиной и древесиной и надавила на него. С жалобным скрипом древесина треснула, и пластина отскочила. Найя отбросила крышку ящика и взялась за брата, помогая ему встать. Хоть он и похудел, его плечи остались по-прежнему широкими, – она раскинула руки и крепко обняла его.
– Вряд ли я смогу идти, – сказал он. – Я здесь уже давно… без еды. И в воду мне добавляют лунные ягоды.
– Если придется, я тебя понесу.
Гурджин пальцами стер ее слезы. Его лицо – такое же, как и у нее, – теперь изменилось, приобрело землистый цвет, щеки стали впалыми, а глаза – расфокусированными. В последнем стоило винить лунные ягоды, догадалась Найя. Влияние этого цветка рано или поздно закончится, но она боялась, что от других кошмаров, пережитых ее братом, лекарств не существует.
– Они скоро придут, – произнес брат.
– Да. Поэтому нам надо уходить. Кто-нибудь из них в состоянии идти?
Найя подняла Гурджина и, когда его ноги подкосились, перенесла почти весь его вес на себя. Когда она посмотрела вокруг, ее накрыло волной безнадежности. Она с трудом удерживала брата. Ей ни за что не вынести из камеры гельфлингов, даже если бы у нее было время освободить всех до единого. Одно дело – деревянный ящик, но металлические решетки и цепи…
– Что будем делать?
Гурджин покачал головой. Он говорил так тихо, что его голос с трудом можно было узнать.
– Их иссушили. Слишком поздно.
Найя не представляла, что значит иссушили, и не была уверена, хочется ли ей это знать. Самое страшное заключалось в том, что у них нет ни минуты. Если она хочет помочь безмолвным гельфлингам с тусклыми глазами, сначала ей нужно спастись самой.
– Придется потом вернуться за ними, – решительно произнесла она. – Мы вернемся.
Заглотив чувство вины, Найя нетвердой походкой вышла из камеры, поддерживая брата. Вместе они осторожно выбрались в коридор. Найя прикинула в уме долгий спуск по лестнице, стараясь не думать о расстоянии до выхода и о том, как долго они будут до него добираться таким темпом. Она старалась не думать о том, как легко их могут обнаружить скексисы, если они не заняты тем, что делают с Таврой.
Я должна вернуться и за ней тоже, тоскливо подумала Найя.
– Скексисы предали нас, – прошептал Гурджин.
– Да, – кивнула она. – Что произошло… что они сделали? Ты сказал, остальные гельфлинги иссушены… и ты… тоже, да?
Гурджин не успел ответить. Вокруг ее лодыжек колыхнулся холодный ветер и внизу на лестнице что-то зашевелилось. Лестница закручивалась таким образом, что было не разглядеть, что вдалеке, но она почувствовала… услышала шорохи, копошения и дыхание… и затем ощутила запах – трагичный голубой запах гельфлингов… эссенции гельфлингов, содрогнувшись, с ужасом поняла она. Найя попятилась, поднялась вверх по ступенькам, медленно переступая с одной ноги на другую, но понимала, что лишь оттягивает неизбежное. В узком коридоре некуда бежать и негде укрыться, кроме промозглой камеры, которая превратится в тюрьму сразу же, как только захлопнется тяжелая дверь.
– Что за безобразники в башне скексисов? – прошепелявил тонкий голос.
Раздались шаги, и от теней отлипла фигура, которая, казалось, принесла с собой тьму. Скексис с горящими глазами, тот самый, который следил за ней на пиру! На плечах у него была широкая мантия, черным дымом вскипавшая вокруг его ног, и с одного бока под ней выпирало нечто, что он нес с собой.
Найя повидала уже всех лордов, темных и высоченных, однако сегодня ночью она сообразила, что именно этого лорда следует бояться больше всего.
– Один и один, – промурлыкал он, ткнув пальцем сначала в Найю, затем в ее брата. – Два, но один. Два, один… близнецы. Был один, ждали второго. Теперь она у нас есть! О, как я ждал эту дивную ночь!
– Ты… скекМал, – прошептал Гурджин, – не надо…
– Подойди-ка. Ближе. Сейчас же покончим с проблемой, скекМал справится. Настала пора особого иссушения близнецов-гельфлингов. Так долго ждал! Да… скекТек Ученый говорит, получится особая эссенция для Императора. Ха! Нет, скекМал сделает сам и выпьет ее сам.
Догадка, что Гурджина берегли как диковинное праздничное угощение, была ужасной, но от новости о том, что скексисам было известно о его близнеце, – что они ждали ее, – ее замутило. Загнанная в угол, обманутая, Найя ощущала, как страх перетапливается в гнев. Она встала и заговорила громко.
– Что вы сделали с Таврой? – требовательно спросила она.
Ей хотелось узнать, но не только – она пыталась выторговать время. Гурджин стоял почти самостоятельно и понемногу приходил в себя после заключения в камере, но он пока был не в состоянии совершить побег. Небо расколола молния, осветив винтовую лестницу через окно: над Темным лесом еще не рассеялись грозовые тучи.
– Серебрянка хотела узнать, что делают с гельфлингами. Хотела сама увидеть. Вонючая серебрянка. Получила по заслугам. Немножечко иссушим сегодня… остальное завтра.
Скексис лорд скекМал поднял одну руку, приоткрыв мантию, и у Найи пересохло во рту: там была прижата Тавра, безвольная и без сознания, с широко открытыми глазами – туманными, как утренняя летняя дымка. Она внезапно выпала, ударившись о лестницу с надломленным глухим ударом, и Найя заметила, что именно удерживало тело воительницы, пока руки скекМала были заняты. К телу скексиса по бокам были плотно прижаты еще две когтистые черные ручищи.
Четыре руки…
– Он не лорд, – сказала Найя. – Он – Охотник.
А скекМал хохотнул и исполнил экстравагантный, высокомерный поклон со всеми четырьмя руками, после чего достал из глубин своей мантии… маску-череп с трещиной на виске – от удара камнем размера с камень для бола. С зубастой, клыкастой и самодовольной усмешкой Охотник скекМал напялил ее на свою крючковатую морду.
– Даже глупый гельфлинг догадался, – проворковал он. – Очень глупый гельфлинг.
– Найя. Прости.
Голос Тавры был едва ли громче дыхания, но при виде вапры Найя вспомнила, как настойчиво серебрянка пыталась выманить ее из Сога. Похоже, та уже немало знала о ней и ее брате-близнеце. Даже скекМал умолк, когда заговорила Тавра: он сложил вместе ладони тех рук, которые побольше, и наблюдал, будто развлекался.
Тавра с усилием приподнялась, чтобы посмотреть в глаза Найе.
– Ты знала? – прошептала Найя.
– Я знала, что ты им нужна. Но гадала, зачем. Когда выведала, попыталась исправить ситуацию. Я пыталась остановить тебя – в лесу, но ты все равно пошла за мной. Мне очень жаль.
Невзирая на отдаленное чувство предательства, Найя ощутила боль в откровении воительницы и тревогу в сказанных затем двух словах:
– Предупреди остальных.
На мгновение из глаз Тавры исчез туман, и Найя поняла. Они узнали тайну
