Я пытаюсь подобрать такие слова, чтобы не вызвать еще большую неловкость, не причинить боль, но тут она начинает сама:
– Ты хочешь узнать, что было изображено на той литографии.
– Если тебе не хочется говорить, я пойму…
– Там была женщина, – шепчет она. – С длинными вьющимися волосами, рассыпавшимися по плечам и груди. Вокруг одной ее ладони была обвита красная шелковая лента, похожая на змею. Ее щеки раскраснелись, голова была откинута назад.
– Очи обращены к Богу, – говорю я, вспоминая матушкины уроки.
– Нет, – мечтательным тоном возражает она. – Глаза у нее были полузакрыты, но все равно казалось, что она смотрит прямо на меня.
– Она испытывала боль? – спрашиваю я, вспомнив, что слышала про конфискованные у трапперов картинки, на которых изобразили связанных женщин в богомерзких позах.
– Как раз наоборот. – Гертруда смотрит на меня, и ее глаза блестят. – Она выглядела счастливой. Охваченной упоением.
Мое воображение словно срывается с цепи. Это идет вразрез со всем, чему меня учили. Правда, до нас доходили слухи о том, что некоторым девицам, живущим в предместье, бывает, даже нравятся такие вещи, но у женщины на литографии имелась красная лента – значит, она была одной из нас. Подумав об этом, я с усилием сглатываю. – А что с ней делали?
– В том-то и дело, – шепчет Гертруда. – Она сама себя трогала.
Я так потрясена и шокирована, что у меня перехватывает дыхание.
– Грязная Герти, – шипит кто-то из темноты, и все начинают хихикать. Глумиться.
Мне хочется сказать им, что это была литография Кирстен, а Герти взяла ее вину на себя, но я пообещала молчать. Правду должна рассказать Гертруда.
Я смотрю, как она укрывается с головой, и у меня сжимается сердце.
Глава 25
Желая прояснить мысли и перестать думать о том, что все неудержимо катится под откос, я иду к западной части ограды, чтобы наколоть дрова.
Я уже не жду, что мне станут помогать другие, но меня немного беспокоит отсутствие Герти. С тех пор как другие девушки подслушали ее рассказ о той литографии, она старается держаться подальше… и почти со мной не говорит.
Некоторые девушки шепотом уверяют друг друга, что она наверняка тренирует свое волшебство, но мне кажется, что дело в позоре. Должно быть, она чувствует себя так, словно ее опять секут на площади. Хочется помочь ей, но мне и самой приходится нелегко.
Только сегодня утром у меня было такое ощущение, будто по мне ползают полчища огненных муравьев, но, когда я осмотрела себя, их нигде не оказалось. Не понимаю, что со мною происходит… не знаю, как это назвать… но все равно не верю в волшебство.
Подходя к западной части поляны, я начинаю чувствовать, как меня охватывает жар – впечатление такое, словно я сгораю, причем изнутри. Сняв плащ, я кладу его на пень и глубоко вдыхаю прохладный воздух.
– Что бы это ни было, оно пройдет, – шепчу я.
Взявшись за топор, я нацеливаюсь на растущую здесь старую сосну, думая: а не срубить ли ее? – но, когда кладу руку на ствол, замечаю, как мои пальцы начинает покалывать. От ее коры словно исходит некая сила. А может быть, эта сила исходит от меня. Как бы то ни было, мне кажется, что сосна хочет мне что-то сказать.
Я прижимаю ухо к коре и слышу шепот. Я думаю, что это волшебство, что оно поглощает мир вокруг, но тут до меня доходит, что шепот исходит из-за моей спины.
Обернувшись, я вижу Кирстен – она сидит на пне, положив мой плащ на колени и поглаживая его. Не знаю, сколько времени она наблюдает за мной, но мне это не нравится.
«Где же ее подружки?» – думаю я, оглядываясь по сторонам, но, похоже, она здесь одна.
– Положи плащ, – говорю я, сжимая топор. – Он мой.
– Да не нужен мне твой плащ, – фыркает она. – Он чересчур тяжелый. Неудивительно, что ты стала такой мускулистой.
«Наверняка в ее устах это не комплимент», – думаю я.
– Приятно сознавать, что делаешь что-то полезное, – замечаю я, выхватив плащ из ее рук и надев его на себя. – Тебе стоит попробовать.
– Потому что для женщины это и есть самый большой грех? – вопрошает она, накручивая на палец золотистый локон. – Не приносить никакой пользы?
Эти ее слова и тон, которым они сказаны, застают меня врасплох, но я знаю: нельзя терять осторожность.
– Зачем ты пришла, Кирстен?
– Ты мне нужна, – глубоко вздохнув, говорит она. – И девушкам тоже. Ты можешь им помочь.
– Если ты о волшебстве… я не могу принять то, чего во мне нет.
– Ты права. Я тоже считаю, что в тебе нет волшебства.
– Что? – Я настораживаюсь.
– Я считаю, что все эти годы ты прятала его и пользовалась им прямо у нас под носом. – Она встает и крадущейся походкой идет ко мне. – Именно так ты и заставила своего отца научить тебя стольким вещам, и именно так ты украла у меня Майкла. Свое волшебство ты уже растратила и теперь хочешь, чтобы остальные девушки сделали также. Неужто в тебе нет ни капли порядочности?
– Порядочности? – Я откидываю голову назад. – Кто бы говорил. А как насчет Герти?
– Что насчет Герти? – Она смотрит на меня с прищуром.
– Можешь не изображать невинность. Я все знаю.
– Да неужели? – Она улыбается смущенной улыбкой. – Будет жаль, если первой умрет Герти.
– Не смей мне угрожать. – Я стискиваю топорище. – Нам нет никаких причин умирать.
– Все умирают, Тирни. – Уголок ее рта дергается. – Дома мы испытываем нечто вроде утраты всякий раз, когда мужчины что-то отнимают у нас. Но здесь этого не происходит… – Она широко раскидывает руки и делает глубокий вдох. – Год благодати принадлежит только нам, нам одним. Только здесь мы можем быть свободны. Здесь нам не нужно прятать свои чувства, подавлять в себе гордость. Здесь мы можем делать то, чего хотим. А если мы выпустим все свое волшебство на волю, – выражение ее лица смягчается, – нам больше не придется испытывать неприятные чувства. Нам больше вообще не надо будет иметь никаких чувств.
Попятившись, я прислоняюсь к сосне, чувствуя под пальцами ее шершавую кору… это нечто реальное, осязаемое, земное. Стало быть, в Кирстен все-таки есть что-то человеческое. Кажется, я наконец начинаю ее понимать. Она боится.
Половина моего сознания хочет сдаться… хочет поверить… хочет стать частью всего этого, но я не могу этого сделать.
– Я не в силах тебе помочь, – шепчу я.
– Тогда я возьму все в свои руки, – отвечает она, и ее лицо снова становится жестким, таким, как всегда. – Думаю, ты сделала достаточно. – Она берет у меня топор. – Теперь дело продолжу я.
Глава 26
Походив туда-сюда, пытаясь понять, что это было, чего хотела от меня Кирстен, я направляюсь обратно, чтобы рассказать об этом остальным, и тут до меня доносятся голоса. Я закрываю
