мысленно призываю Майкла войти, а когда он неожиданно поворачивается, чтобы удалиться, шепчу:

– Пожалуйста, останься.

Прежде чем войти в комнату, он прочищает горло, словно для того, чтобы удостовериться в том, что я разговариваю с ним, а не с кем-то другим.

Он садится рядом со мной, но не очень близко, стараясь не напугать меня. Мы сидим так долго, глядя на пламя в камине, и я вспоминаю, как Райкер сказал, что, судя по всему, Майкл порядочный человек. Может быть, это сказал он, а может быть, мне нужно сказать это самой себе, чтобы примириться со сложившейся ситуацией. Сделав глубокий вдох, я говорю: – Я должна объяснить…

– Ты ничего мне не должна, – шепчет он. – Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. Я хочу надеяться, что когда-нибудь и ты полюбишь меня.

Мои глаза наполняются слезами.

– Тот пожар в аптеке… Я знаю, что это был ты. Знаю, что ты сделал это ради меня.

Он вздыхает.

– Хотя ты часто оказываешься права, сейчас ты ошибаешься и притом крупно.

Я смотрю на него, пытаясь понять.

– Я сделал это ради себя, – говорит он, хмуря лоб. – Все те годы, когда мы, двое детей, бегали по округу, стараясь вызнать как можно больше о годе благодати и везде ища подсказки, – все это многое для меня значило. И та девушка из твоих снов… она тоже многое для меня значила. Я всегда верил в тебя, в нее, в перемены, вот только ты не верила в нас.

Теперь слезы текут по моим щекам.

Он нерешительно кладет руку на диван рядом с моей рукой, и тепло его ладони притягивает мою ладонь. Я беру его за руку и поначалу вздрагиваю от ее тяжести, от значения этого момента, но мне наконец хорошо. Так правильно. Я не предаю Райкера, нет, просто мое сердце достаточно велико, чтобы вместить любовь к двум мужчинам, хотя я люблю их по-разному.

Так все и начинается, так наша дружба перерастает в нечто большее.

В то, чего я никогда не ожидала.

Глава 90

Зимой мы с Майклом входим в те роли, исполнения которых от нас ждут окружающие, и постепенно для меня это перестает быть проблемой. Мы вместе едим, прохаживаемся по рынку, ходим в церковь, рука об руку посещаем светские мероприятия. Иногда он позволяет помогать ему в аптеке, что дает мне возможность что-то делать, а также возможность поближе узнать женщин округа. Это дело деликатное – пытаться выяснить, кто из них желает перемен, а кто скорее вырежет мне язык, если им представится случай. Но все это требует времени. Наконец-то я приняла тот факт, что его у меня более чем достаточно.

А пока что мы наслаждаемся обществом друг друга. Я больше не вздрагиваю от его прикосновений, а наоборот, тянусь к нему, ища утешения и теплоты. Ночами мы говорим обо всем – кроме года благодати. Об этом я не стану с ним говорить. Это принадлежит только мне.

Когда приближается полнолуние девятого месяца моей беременности, я чувствую нечто странное: тело и не хочет расставаться с ребенком, и в то же время должно его отпустить.

Раньше я боялась полной луны, видела в ней что-то мрачное, дикое, пристанище всяческого безумия. Но теперь мне кажется, что она показывает, каковы мы на самом деле… чем нам предназначено быть.

Сегодня ночью, когда я открываю глаза, девушка лежит рядом со мной. Она так давно мне не снилась, а теперь просто появилась рядом. Она выглядит по-иному… у нее обеспокоенный вид.

– Все будет хорошо, – говорю я и тянусь, чтобы коснуться ее лица, но рука моя проходит сквозь нее.

Меня пронзает острая боль, и я сжимаюсь в комок. Боль начинается внизу живота и отдается во всем теле. Она настолько сильна и внезапна, что я пронзительно кричу.

– Что с тобой? – Майкл резко садится. – Что, кошмар? Я здесь. Ты в безопасности. У себя дома.

Я пытаюсь встать, но меня накрывает еще одна волна боли, она налетает, словно понесший жеребец.

– Ого, – шепчу я.

– Что я могу сделать? – спрашивает Майкл.

Я наклоняюсь, пытаясь облегчить давление, и тут вижу белые крапинки, пляшущие за окном.

– Снег, – шепчу я, глядя в проем между плотных камчатных штор.

– Хочешь, я открою окно? – спрашивает Майкл, кладя теплую руку на мою поясницу.

Я киваю.

Он открывает окно, и, когда меня обдает морозный воздух, я переношусь в тот вечер, когда оказалась на льду озера и передо мной предстал Райкер. Меня захлестывает новая волна боли, но на этот раз уже не физической, а душевной. Я пытаюсь встать, чтобы видеть снег ближе, но, когда слезаю с кровати, Майкл, запинаясь, шепчет:

– Тирни… у тебя идет кровь.

Не отрывая глаз от снегопада, я говорю:

– Я знаю.

Он выбегает из спальни, крича служанкам, чтобы те привели повитуху, а я думаю: может быть, это знамение? Этот снег, посланный Евой в самом конце зимы. Но что она пытается мне сказать?

На меня снова накатывает боль, и я чувствую, как подгибаются ноги.

В комнату вбегает Майкл, таща за собой повитуху. Вид у нее полусонный, но, когда она видит, в каком я состоянии, с нее сразу же слетает весь сон.

– Милое дитя, – говорит она, прижав ладонь к моему лбу. Я вся в поту и горю, но все равно пытаюсь улыбнуться. Меня накрывает еще одна волна боли, и я кричу.

Повитуха помогает мне дойти до кровати, и я вижу, как мой живот ходит ходуном в свете ламп. Маленькие коленки и локотки пихают меня, стремясь поскорее выбраться наружу.

– Мне нужны полотенца, горячая вода, лед и йод, – рявкает повитуха, обращаясь к Майклу. – Прямо сейчас.

– В чем дело? – задыхаясь, выдавливаю из себя я. – С ребенком что-то не так?

Майкл выбегает, крича на служанок, а я задаю повитухе один вопрос за другим, но она не обращает на меня внимания и только молча достает из заплечной сумы нужные инструменты. Это напоминает мне о Райкере, о его наборе для убийств.

Снизу доносится топот. Повитуха подкладывает мне под спину подушки. И даже это причиняет мне адскую боль. Приходится прикусить тряпку, чтобы не кричать.

Я слышу громкие шаги, и в спальню врываются матушка и две мои старшие сестры. Кларе и Пенни нельзя присутствовать при родах, пока у них не начнутся месячные.

Они окружают меня, а из коридора слышится голос отца, пытающегося успокоить Майкла.

– Все будет хорошо. Тирни сильна, как бык. Она сможет это сделать.

Матушка прижимает к моему лбу тряпицу, смоченную прохладной водой.

– Мне страшно, – произношу я.

Ее лицо искажено тревогой.

– Frykt ikke for min kjaerlighet er evig.

– He бойся, ибо моя любовь вечна, – шепчу я. И на глаза мои снова наворачиваются слезы. Я вспоминаю, как лежала рядом с ней вскоре после рождения Пенни и в комнате пахло кровью и

Вы читаете Год благодати
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×