фрезиями. У матушки тогда был сильный жар, и по лицу отца я поняла, что, возможно, сейчас вижу ее в последний раз. Когда я прижалась к ее горячему мягкому телу, уткнувшись носом в пахнущую потом полотняную сорочку, она сказала мне, что я должна быть сильной. И перенесла мою руку к своему сердцу.

– Внутри каждой из нас есть место, до которого им никогда не добраться, которого они не видят. Огонь, горящий в тебе, горит во всех нас.

В тот вечер я убежала в лес и спряталась в высокой траве. Спряталась от своих страхов.

Всех нас гложет страх перед старостью и страх не родить мужьям сыновей. Страхи, о которых женщины не говорят вслух. Я видела, как из их тел наружу просачиваются боль и злость, заставляющие накидываться на таких же, как они сами. Видела, как они завидуют собственным дочерям. Как завидуют ветру, который свободен. Я думаю, если нас разрезать, внутри окажется бесконечный лабиринт со множеством поворотов, перегороженных плотинами и заканчивающихся тупиками. Сердце, внутри которого стоят такие высокие стены, не может биться свободно. Но сейчас, в окружении матушки и сестер, я понимаю, что мы представляем собой нечто куда большее… даже в наших маленьких жестах скрыт целый мир.

Когда матушка отодвигается, чтобы помочь повитухе, справа и слева от меня встают Джун и Айви.

– Мы здесь, – говорит Джун, беря меня за руку.

– Нет ничего страшного в том, чтобы кричать, – замечает Айви. – Когда я рожала Эгнес, то вопила как резаная. Роды – это единственное время, когда нам разрешают кричать, так что воспользуйся этим.

– Айви, – шепчет Джун, но я вижу, что она улыбается. – Мы могли бы покричать вместе… если хочешь, – добавляет Джун.

Я киваю и растерянно улыбаюсь, сжимая их руки.

Повитуха ощупывает мой живот и качает головой.

– Ребенок лежит неправильно. Мне придется повернуть его.

Сестры еще крепче сжимают мои ладони. Мы все слышали рассказы о таких вещах. Роды – дело опасное, даже когда все протекает нормально, но дети редко рождаются благополучно, если они лежат в утробе ножками вперед.

– Приготовься, – говорит повитуха, одной рукой обхватив мой живот, а другой залезши мне между ног.

Вначале я чувствую режущую боль, но она быстро становится глубокой и тупой. С моих губ срывается стон, и я тужусь.

– Не тужься, – приказывает повитуха.

Но я ничего не могу с собой поделать. Идущее изнутри давление невыносимо. Измотанная донельзя, я тяжело дышу, из всех моих пор сочится пот, волосы совершенно мокрые, а на простынях алеет кровь. Не знаю, сколько я еще смогу протянуть. И тут я смотрю на снегопад и думаю о Райкере. Он бы ни за что не позволил мне сдаться. Не позволил бы проявить слабость. Да я и сама не захотела бы выглядеть слабой, если бы он был здесь. Я закрываю глаза, представляю себе, что он здесь, со мной, и хотя это, быть может, всего лишь бред, ибо я истекаю кровью, но готова поклясться, что чувствую – он рядом.

Я слышу, как за дверью мужчины чокаются, и чую идущий из-под двери едва различимый запах виски.

– Да благословит тебя Бог сыном, – кричит отец Эдмондс.

– Надо помолиться, – говорит Айви, и во взгляде ее я вижу страх.

– Господи, просим тебя, используй тело сие как сосуд твой, дабы принести в сей мир сына…

– Нет. Не так. – Я мотаю головой, дыша часто и неглубоко. – Если вы чувствуете потребность в молитве, то молитесь о девочке.

– Это святотатство, – шепчет Айви, оглянувшись на дверь, чтобы удостовериться, что меня не слышали мужчины.

– Молитесь, как просит Тирни, – говорит матушка.

Сестры переглядываются и понимают друг друга без слов.

Все в комнате берутся за руки.

– Господи, используй тело сие как сосуд твой, дабы принести в сей мир… дочь…

Они молятся, а я тужусь.

– Ножки, – говорит повитуха. – Ручки. Головка. – Но в ее голосе звучит нарастающая тревога. – Ребенок вышел.

– Покажите его мне! – кричу я.

Повитуха смотрит на мою мать, и та угрюмо кивает.

Повитуха кладет ребенка мне на грудь, и я плачу.

– Это девочка, – с тихим смехом шепчу я.

Но она не кричит и лежит совершенно неподвижно.

– Пожалуйста, дыши… дыши, – прошу я.

Вытерев кровь с ее личика, я вижу, что у нее мои глаза, темные волосики, как у Райкера, чуть заметная ямочка на подбородке, но одно красное пятнышко не стирается. Под правым глазом у нее маленькая красноватая родинка.

И, как только она делает свой первый вдох, меня осеняет – это она, та, кого я видела в снах, та, кого я искала.

Судорожно вздохнув, я прижимаю ее к себе, покрываю поцелуями.

Волшебство существует. Оно не такое, как о нем думают, но, если ты готова открыть глаза, открыть сердце, оно окружит тебя, ведь оно живет в тебе и только и ждет, чтобы его постигли. Я часть ее, как и Райкер, и Майкл, и все девушки, которые стояли на площади рядом со мной, чтобы она смогла появиться на свет.

Она принадлежит нам всем.

– Ты снилась мне всю мою жизнь, – говорю я, целуя ее. – Ты желанна. Ты любима.

И она, словно понимая эти слова, сжимает своими крошечными пальчиками мой палец.

– Какое имя ты ей дашь? – спрашивает матушка, и подбородок ее дрожит.

Мне не надо над этим думать, я всегда знала, как ее назову.

– Ее зовут Грейс[7], – шепчу я. – Грейс Райкер Уэлк. И она станет той, кто изменит наш мир.

Матушка наклоняется, чтобы поцеловать внучку, и вкладывает в мою руку маленький красный цветок с пятью лепестками.

Я смотрю на нее и шепчу:

– Глаза мои открыты, и теперь я вижу все.

Плача, матушка проводит рукой по моей косе и забирает из нее черную ленту. Вместе со всем, что она означает.

Закрыв глаза, я испускаю бесконечный вздох, и вот я уже иду по лесу, невесомая и свободная.

На тропе впереди появляется неясная фигура, вокруг нее, словно дым, развевается темный саван. С каждым шагом фигура становится все ясней, ясней…

Райкер.

Не знаю, узнаёт он меня или нет, но он идет прямо ко мне.

Не двигаясь с места, я жду: обнимет ли он меня или же просто пройдет насквозь.

Благодарственное слово

Десять часов утра, три года назад, Пенсильванский вокзал в Нью-Йорке.

Я неотрывно смотрю на табло, желая, чтобы поскорее прибыл мой поезд, когда обращаю внимание на стоящую передо мной девочку. Наверное, ей лет тринадцать или четырнадцать, высокая и стройная, она все время перекатывается с пяток на носки, здорово раздражая своих родителей, бабушку, дедушку и младших братьев и сестер. Ее переполняет нерастраченная энергия, присущая девочкам, которые совсем скоро превратятся в женщин. Которые стоят на пороге перемен.

Мимо идет мужчина в деловом костюме и инстинктивно устремляет на нее взгляд: осматривает ее с головы до ног. Мне знаком это взгляд. Теперь и на нее можно открыть

Вы читаете Год благодати
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×