– Все имеет свою цену, – лениво глядя на лежащие на полу тела, повторил монах, – и цену эту надо платить.
Секунду стоя на ногах, чувствуя, как что-то невозможное, страшное, обширное, черное поднимается изнутри, потеряв и вмиг вновь обретя зрение, я смотрел на что-то странное, мельтешащее, бьющееся, цветистое, что было и чего не было вокруг меня. Быстро вздрагивали тени от факелов на полу. Невидяще обернувшись, выхватив у кого-то меч, размахнувшись, я ударил им монаха по голове; упав чуть плашмя и упруго отскочив, меч все же повалил его на пол. Перехватив меч обратным хватом, согнувшись над упавшим телом, остервенело, слепо, как ломом в лед, я бил его, бил в его выпяченный, набухший, толстый живот, прорубая ткани, бия в одну точку, желая пробить, прорубиться, уже, кажется, слыша звон проскочившего насквозь меча о каменные плиты, не останавливаясь, желая пронзать, вонзать, пробивать, прорубить все, прорубить пол под ним. Пустив изо рта струйку крови, поп сдох. Рывком я поднял голову – тесно, вползала толпящиеся, переминаясь, монахи, чуть оторопев, но почему-то без испуга смотрели на него. Подняв меч, с разбегу, в них, в груду жирного мяса, тараня, взмахивая, рубя, попадая и не попадая мечом, краем глаза отметив, как молоденький немчик, сорвавшись с места, нелепо махая мечом, со всех ног врубился в их груду вслед за мной; махая, рубя, падая, поскользнувшись, на колено, поднимаясь и снова прорубаясь, стараясь достать, попасть в уворачивающиеся туши, падая и разбивая колени, я метался по залу; с поднятыми мечами, так же мечась и доставая, все остальные бились в толпе, прорубаясь и прорубая носящиеся, вертящиеся сутаны, прибивая их вниз, к плитам пола, к земле, сквозь визг долбя, добивая, приканчивая потную черную мерзость; рубя что-то под собою, срывая руки, коченея, упав на колени, оцепенело продолжая хлопать мечом, я почувствовал у себя на плече руку Вагаскова.
– Хватит. Ты бьешь по мертвому.
Шатаясь, я поднялся. Груды окровавленных монахов валялись на полу. Омертвелые, с капающими кровью мечами, невидяще озираясь, наши и немцы стояли кругом. С треском отслоившись, содрогнувшись, упал на пол кирпич, с шумом рухнул другой. Растрескиваясь, раскалываясь, потоком, рекой теряя кирпичи, с грохотом упала стена – сквозь вспыхнувший свет, далеко, до горизонта бледно-желтая равнина лежала впереди, рельсы и длинный черно-серый, хищной стрелой вытянутый вперед паровоз и прицепленные две платформы виднелись шагах в ста, в пыли; на задней платформе, упираясь ногой в буфер, сидела Сигрин. Медленно, пошатываясь, ничего не говоря, переступая через упавшие кирпичи, переступая через завал стены, мы пошли вперед, подойдя, молчаливым полукругом, опустив мечи, мы встали, чего-то ожидая и ничего не ожидая от нее. Задумчиво она подняла на нас взгляд.
– Вы зашли дальше, чем я ждала.
Уже отвлекшись, думая о чем-то другом, словно на миг вернувшись, с усмешкой, коротко она окинула нас взглядом.
– Могли бы выглядеть и получше.
Совсем рядом, стоя чуть в стороне от нас, немецкий офицер что-то держал в руке. Шагнув, я пригляделся – со стальной розы упал первый листок.
Глава 6
Паровоз шел вперед, мерно стучали колеса. Подтянув колени к груди, обхватив их, Сигрин смотрела вперед, остальные сидели и лежали рядом с ней. Выпав из короткого больного сна, видя ее, их спины и несущуюся желтую равнину, я слушал, о чем они говорят.
– …не значит ничего, не имеет никакого значения, этого просто не было. Когда покажется Дворец, вы войдете туда. Там вы встретитесь с Девой Тьмы.
– Она твоя сестра? – спросил молоденький немчик.
Сигрин улыбнулась. – Нет, она не одна из Девяти сестер. Ее цель – вдохновлять людей на великое. Кто увидит ее и останется жив, у того есть шанс.
– То есть мы увидим ее и часть из нас умрет?
– Не сразу. – Сигрин улыбнулась снова. – Всему свое время. Вы увидите.
– И что будет?
– Вы прошли первое испытание. Двое из вас принесли жертву и расплатились за вас всех. Впрочем, для них это не облегчение и не оправдание, в дальнейших испытаниях они будут участвовать на равных. Но будет новое – Дева Тьмы назначит каждому свое. Которое он пройдет или не пройдет. После этого испытания вас станет меньше.
– Значит, кто-то из нас обязательно умрет?
– Может быть, кто-то, может быть, все. Не всякому под силу выполнить условие, поставленное Девой Тьмы. Но сколько вам останется жить, вы будете помнить ее. И любить.
– Значит, она примет нас и назначит отдельное испытание каждому?
– Она не примет вас. Оказываясь вблизи Девы Тьмы, мужчины начинают ревновать друг друга к ней, ревновать смертельно, воспылав к ней, они начинают ненавидеть друг друга, нападать, бросаться друг на друга и убивать. В вас и так есть ненависть, дополнительной не нужно. С Девой Тьмы вы будете разговаривать каждый по отдельности.
– По очереди?
– Не забивай себе голову, не важно, как и для кого течет здесь время. Каждый из вас увидит Деву Тьмы, но ждать никому не придется. Как только покажется Дворец и мы войдем, каждого из вас сразу проведут к ней.
– А скоро он покажется?
– Скоро. – Сигрин подняла голову. – Он уже показался. Вот он.
Приподнявшись, я посмотрел туда же, куда и все – остроконечные черные шпили проступили на горизонте. Задумчиво Сигрин смотрела на них.
– Странное чувство свободы, – вдруг произнесла она. – Не важно. Вы поймете.
Резко рванувшись вперед, поезд ускорил ход. Опустив затылок на чуть нагретую рифленую сталь, я закрыл глаза, мятущиеся под веками черно-желтые пятна заменяли сон. В полузабытьи, пронизанном тяжелой металлической дрожью, пронесясь через минуты, пробужденный скрежетом и визгом резко тормозящего поезда, приподнявшись, я поднял голову – замок черной громадой возвышался впереди. Спрыгнув с платформы, под тяжелым серо сияющим небом по ослепительно черному гравию мы пошли. Широкая черного мрамора лестница вела наверх, огромные высокие двери были открыты.
– Оставьте мечи, – сказала Сигрин, – здесь они вам не понадобятся. Просто положите на ступени.
С тихим звоном, словно перекликаясь, мечи легли на черный гранит. Поднявшись по ступеням, мы встали перед дверьми – летучий, неверный полумрак был виден в глубине здания за ними.
– Ну все, – сказала Сигрин, – больше я ничего сегодня не скажу вам. Идите. И не забудьте – перед смертью вы должны назвать мое имя.
Нестройно, слыша свои шаги, слабо отдающиеся под сводами, мы вошли, бледная линия чуть заметных чутких светильников дальним полукругом была вдали,
