Гуляли всю ночь. Было весело, шумно и довольно пьяно. Под утро даже пустили по кругу косячок. Но никто по-настоящему не расслаблялся. Обе стороны оставались настороже. Доверие ведь не появляется сразу вдруг. Не на пустом месте, одним словом. Вот они и занимались тем, что строили систему отношений, между делом сливая друг другу «любопытную», но пока еще безопасную информацию о мире по ту и эту стороны Пустоты. Впрочем, Эрик во всем этом участвовал лишь как зритель или статист. Ему нечего было предложить ни тем, ни этим, кроме пассивного участия в этой строго срежиссированной импровизации двух разведок. Не его уровень компетенции, одним словом.
Зато было время подумать. Думал он, понятное дело, об Анне. Она вела себя очень странно, если не сказать — подозрительно. То липла к нему, словно хотела продемонстрировать всем и каждому свои особые права на Эрика Минца, — которых, к слову сказать, у нее не было и быть не могло, — то отстранялась и «замерзала», как если бы опомнившись и сообразив, что такое поведение бросает тень и на нее, и на него. Эрик не был силен в женской психологии, он ведь только изображал из себя крутого мачо, — но даже он, в конце концов, пришел к выводу, что Анна Монк попросту в него влюбилась. Как такое могло случиться, он не знал, но подозревал, что именно это и произошло с княгиней Эгерланд. Разумеется, это ему льстило, ведь еще недавно он о таком и помыслить не мог, но с другой стороны…
«У нее жених, а у меня Вера. И ведь мы не в безвоздушном пространстве существуем! Всюду глаза и уши! Как пить дать донесут… ему… ей… еще кому-нибудь!»
До гостиницы добрались только под утро. Эрик принял душ, забрался в постель и заснул сном праведника, но через четыре часа проснулся и понял, что пей не пей, а спать дольше, если не отравлен или не ранен, просто не сможет. Встал, привел себя в порядок и вышел из номера. В гостиничный ресторан не пошел, нашел кафе неподалеку, там и сел завтракать. Впрочем, большинство его знакомых затруднились бы назвать завтраком эту обильную трапезу. Эрику надо было возмещать потраченные ночью калории, да и вообще как-то оголодал. Поэтому съел двойную порцию техасской яичницы, в которой говядины и домашних колбасок было не меньше, чем яиц и овощей, порцию картофельного салата с мясом какой-то местной птицы, добавил сырную нарезку, вареную кукурузу и большой кусок шоколадного торта и все это под две пинты[61] светлого пива и большую чашку крепкого кофе.
Начиная со второй порции яичницы у Эрика появилось ощущение, что за ним наблюдают. Чувство это — заинтересованного внимания к своей персоне — окончательно окрепло как раз к картофельному салату. Но к этому времени Эрик уже обнаружил «источник беспокойства» и, пожав мысленно плечами, продолжил прием пищи. Смотрел на него молодой мужчина, вошедший в кафе минут через пять после Эрика. Невысокий — во всяком случае, на фоне самого Эрика, — ничем не примечательный, какой-то никакой. Такой не обратит на себя внимания даже в полупустом помещении, легко растворится в толпе, не вызовет ни интереса, ни опасения. Другое дело, что не у всех людей и даже не у всех пилотов есть такая память, как у Эрика. И смотрят люди на мир вокруг себя обычно совсем не так, как делает это он. Поэтому «неприметного» мужчину Эрик срисовал еще вчера, почувствовав на себе точно такой-же, как сегодня, «любопытствующий» взгляд. Разумеется, это была слежка, неизвестно, правда, чья, но вполне профессиональная, насколько мог оценить это сам Эрик. Он ведь не разведчик, тонкостям шпионского мастерства не обучен. Зато он умеет смотреть и видеть, анализировать и осмысливать увиденное и, разумеется, делать из всего этого выводы. Вот и сейчас, это не взяло много времени — вспомнить, что мужчина этот попался Эрику вчера под случайно брошенный взгляд как минимум четыре раза. Много ли это? Совсем нет, потому что, скорее всего, никто, кроме Эрика, не запомнил бы этого невзрачного незнакомца с невыразительным лицом, являвшегося всего лишь мелкой деталью фона. А значит, работал этот мужчина довольно профессионально. Не виртуозно, допустим, но достаточно умело, и представлял при этом какую-то организацию, поскольку сейчас Эрик вспомнил еще как минимум двоих участников слежки. Все как на подбор «безликие», аккуратные, не выделяющиеся в толпе.
«Ладно, — решил Эрик, рассмотрев вопрос со всех сторон, — следите».
У него не было причин прятаться, поэтому незачем было «сбрасывать хвост». Но и на обострение идти — как сделали давеча имперские контрразведчики — было не с руки. Ему нечего было сказать этим «топтунам», а они ему правду тем более не скажут. Поэтому, позавтракав, Эрик вернулся в гостиницу, но, разумеется, не с пустыми руками. Он давно уже привык носить во время увольнительных темные очки. Был в них и сейчас, но эти «особые» очки ему всучила капитан Маркс. Вот Эрик ими и воспользовался, сфотографировав свою «тень».
Едва Эрик поднялся к себе в номер, как с ним связался адъютант адмирала Севера и попросил срочно вернуться на борт.
— Что-то случилось? — поинтересовался Эрик, встревоженный такой странной просьбой. Они ведь только накануне покинули «Клив-Солаш».
— Нет, нет! Что вы! — успокоил его младший лейтенант Хорн. — Просто возник какой-то дипломатический казус, и вы нужны адмиралу, чтобы разрешить проблему.
— Я один?
— Да, — подтвердил Хорн. — Остальные остаются на тверди.
— На чем полечу?
— Через два часа за вами прибудет катер прямо на нашу базу, если не возражаете.
— Не возражаю, — подтвердил Эрик. — Конец связи.
«Не война, уже хорошо, — думал Эрик, собирая вещи. — Дипломатический казус? Как скажете!»
Ему было любопытно, что такое стряслось «в эмпиреях», что Север решился выдернуть его с Фронтира в самый разгар столь удачно начавшейся операции «сближения» с холодянами. Однако было очевидно, что ответ на этот вопрос он получит не раньше, чем доберется до крейсера.
«А жаль… Все темнят и интригуют, и ничего не делается в простоте…»
Эрик связался с Анной, предупредив, что срочно отбывает на крейсер, чему та, разумеется, сильно удивилась, но оба они были люди военные, им такие фокусы не в диковинку. Затем он попробовал связаться с Грит. Но ее коммуникатор не отвечал, и Эрику
