— А говорить пошлости обязательно? — поморщился Эрик.
— А ты не давай повода! Или, напротив, давай! — усмехнулась в ответ кавторанг Маркс. — Определись уже, парень! И если да, уложи лейтенанта в койку, а если нет, то нечего дурью маяться!
— Да, не забудь, — оглянулась, покидая кают-компанию, в которой нашла Эрика четверть часа назад, — сегодня ты не столько каплей ВКС, сколько граф Голденрейн. Так что изволь соответствовать!
«Изволь соответствовать! Вот же сука!»
В последние дни Эрик практически не встречался с Анной, и это его вполне устраивало. Даже на тех приемах, куда приглашали их обоих, они появлялись порознь, и были каждый сам по себе. Анна к нему не подходила, а он не пытался приблизиться к ней. Чаще его можно было встретить с Аленой, Грит или какой-нибудь фрейлиной из свиты кронпринца Горицкого, но никак не с Анной. Однако сегодня, как назло, ему придется быть ее спутником со всеми вытекающими из этого факта обязательствами. Ему вести княгиню под руку, танцевать с ней первый танец, оказывать знаки внимания, но главное сопровождать ее всюду — кроме разве что дамской комнаты, — в силу своего официального статуса. И, если этого мало, то изображать из себя графа нравилось Эрику даже меньше, чем быть «геройским героем».
«Кто бы рассказал мне об этом пару месяцев назад!»
Однако хочешь или нет, делать все равно нечего, — вернее, есть, что делать, поскольку служебных обязанностей никто не отменял, — и уже через три часа мажордом, стоявший у двери, ведущей в приемный зал Дома правительства в Остине, торжественно объявил о прибытии княгини Эгерланд и ее спутника капитан-лейтенанта кавалера Минца графа Голденрейна.
Насколько Эрик понимал ситуацию, граф Клингер решил обозначить «границы возможного». Фронтир — республика, Холод тоже, не говоря уже о двух из трех участников комплота под названием Трилистник. А империя Торбенов монархия, и этот факт следовало довести до высоких договаривающихся сторон со всей возможной определенностью. И в этом смысле звездная пара была более чем эффективным инструментом воздействия, тем более что формально президент Оран Вуд прибыл в Остин для того, чтобы наградить Эрика «Военно-морским крестом»[70] — высшей наградой Фронтира для солдат и офицеров флота. Тоже, к слову, неслабая «головная боль». Эрику было попросту неловко получать уже третью награду за один и тот же бой. Он так и сказал адмиралу Северу, когда на «Клив-Солаш» пришло уведомление из Секретариата президента республики.
— Как-то это неправильно, — смутился Эрик, ознакомившись с текстом уведомления и официальным пресс-релизом правительства Фронтира.
— Не понимаю, что тебя смущает? — рассеянно ответил адмирал, занятый изучением очередной разведывательной сводки.
— Это уже третий орден за одну и ту же атаку!
— Будет еще четвертый, а возможно, и пятый, — все также не отрываясь от монитора, бросил через плечо Север.
— Как так? — опешил Эрик.
— Холодяне вроде бы тоже хотят тебя чем-нибудь наградить, — наконец повернулся к нему адмирал. — И в миссии Трилистника, похоже, что-то такое намечается. Но эти скорее реагируют на донесение комбрига Че Гевары, чем на события двухлетней давности.
— Все равно, — пожал плечами Эрик. — Я им что, рождественское дерево[71], чтобы меня блестками украшать?
— Да, — кивнул адмирал, по-видимому, не столько комментируя слова Эрика, сколько отвечая на собственные мысли, — все-таки недостаток образования и воспитания нет-нет, а сказывается. Да и выслуга лет…
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Эрик, решая обидеться или нет.
— Эрик, — усмехнулся адмирал, — скажи навскидку, сколько, как ты думаешь, есть в ВКС людей, на счету которых хотя бы один уничтоженный крейсер противника? Уточняю, тяжелый крейсер.
— Не знаю… — Самое смешное, что Эрик этим вопросом ни разу не озаботился, а зря. Сейчас он вдруг понял то, что было, по-видимому, очевидным для большинства знавших его историю людей, а возможно и для всех.
— Считаете, это выдающееся достижение? — попробовал он задействовать свое безотказное оружие — холодноватую иронию.
— А сам как думаешь?
— Я не знаю статистику.
— И не надо! — махнул на него рукой адмирал. — Вспомни то сражение. Сколько примерно халифатских крейсеров вы тогда набили?
— Девять, кажется…
— Один твой, а остальные?
— Четыре уничтожены ракетоносцами, — вспомнил Эрик. — А остальные тяжелыми кораблями.
— Четыре, включая «Азам», который подбил ты, — поправил его адмирал. — Бой крейсеров с крейсерами — это, как ты понимаешь, отдельная песня, но, заметь, все командиры крейсеров были награждены серьезными орденами, а еще офицеры-ракетчики, артиллеристы, инженеры… Но вернемся к ракетоносцам. Четыре бригады на два носителя и три крейсера и один ракетоносец на крейсер и корабль-матку… Чувствуешь разницу?
— Там были не только крейсера, — попробовал возразить Эрик, хотя все уже понял или, вернее, начинал понимать. — Еще эсминцы, фрегаты…
— Сколько у тебя на счету эсминцев, фрегатов и легких крейсеров?
— Несколько, — раздраженно признал Эрик.
— Вот что я тебе скажу, парень, — покрутил адмирал головой. — Ты умный, смелый, решительный… А еще порядочный. Я бы даже сказал, благородный. Но есть вещи, которых ты не понимаешь. Или не хочешь понимать. «Не догоняешь», как изволит выражаться моя внучка. И я вот тоже сплоховал. Не сразу это увидел. Недооценил разрыв между фактом и, так сказать, его интерпретацией. Давно надо было с тобой поговорить, но все как-то было недосуг, да и не принципиально, как я думал. Так что придется наверстывать.
— Садись! — указал на кресло напротив своего. — Свари себе кофе, если хочешь. Кури. Но изволь выслушать меня от и до. Выслушать и понять. Понять и принять. И более этой дурью себе голову не забивать.
«Ничего себе преамбула! — удивился Эрик. — О чем это он?»
— Начнем, пожалуй, с того, что тебе, по всей видимости, благоволит сам государь император. Стесняться тут нечему. Напротив, следует гордиться, что ты — никому не известный сирота из глухой провинции — лично известен императору. И не только известен, что отнюдь не пустяк, а вызываешь у самодержца интерес и
