– А что ты собиралась предпринять, УЛА? – спрашивает австралиец.
– Осмотреться. Попытаться понять. И исправить кое-что, если я правильно догадалась, что именно здесь происходит.
– И что же, по-твоему, здесь происходит?
– Я думаю, УЛА систематически обращает взыскание на нежизнеспособные счета.
– Обращает взыскание? – переспрашивает австралиец.
– Ликвидирует экономически нежизнеспособных.
Гневный гул.
– Ликвидирует?
– Убивает.
– Экономически нежизнеспособных?
– Людей. Вас.
– Интересная теория, – говорит австралиец. – И еще она верная.
– Это… – начинает Алексия.
– Не только в Меридиане. Повсюду. В Царице, Святой Ольге. На всей видимой стороне. Платить не можешь? Дышать не будешь. Раньше заббалины нас не трогали, а теперь они рушат наши хампи, ломают водосборники, выдирают баки, последний сраный вдох выдавливают из легких.
Австралиец взмахом руки приказывает жителям Байрру сесть. Алексия остается стоять, словно актриса на сцене или проситель перед судьей.
– Ты сказала, что можешь помочь нам с водоснабжением, УЛА. Это правда?
– Я же сказала, что могу.
– Следующий вопрос. А поможешь?
– У меня есть выбор?
– Как тебя зовут, УЛА?
– Ле.
Алексия страшится лжи, но еще сильнее – излишней правды.
– Ле. Похоже на вымышленное имя, – говорит австралиец. – Апелидо, прозвище. Меня называют Валетом Клинков.
Есть время для осторожности, а есть – для небрежности.
– Звучит чертовски нелепо, – говорит Алексия. Жители Байрру возмущенно ахают. Австралиец устремляет на Алексию взгляд обсидианово-черных глаз. Потом начинает смеяться. Он хохочет долго и от души. Местные по подсказке смеются вместе с ним. Алексия замечает у австралийца золотой зуб.
– Да, это чертовски нелепо, но льстит моему чрезмерно раздутому самомнению. Если для тебя это важно, я сам не выбирал прозвище. Ты бразильянка, Ле, – а конкретнее?
– Кариока, – говорит Алексия.
– У меня с кариоками сложные отношения. Но тут у нас есть кариоки – и другие бразильцы, а также ганцы, нигерийцы, малайцы, новозеландцы, немцы, непальцы, арабы. Все нации Земли. Итак, Ле: инженер-гидротехник, чиновница УЛА. Ничего себе карьерный рост.
– До того как попасть на Луну, я была Королевой Труб в Барра-да-Тижука, – говорит Алексия, и к концу фразы они уже слушают ее, не отрываясь.
У бабушки Сеноны был талант очаровывать слушателей рассказами: успокаивать детей, заканчивать споры, коротать время при свете ламп в ожидании, пока включится электричество. Истории – сильный наркотик. Алексию не волнует, что теперь она единственная, кто стоит. Раньше она была обвиняемой – теперь стала актрисой.
Она переносит свою аудиторию в другой мир, в город под открытым небом, и знакомит со своей семьей, живущей в башне у океана. Представляет всех, на три поколения назад. Называет святых покровителей, прозвища. Фамилию Корта, конечно, не произносит. Она рассказывает, как дедушка Луис взял ее на крышу Океанской башни и показал темную Луну. «Прищурь глаза, дитя, – сказал он. – Приглядись. Посмотри как следует – что ты видишь?» – «Огни!»
Она рассказывает о том, как нашла течь в углу окна своей спальни и проследила за каплями до пола, чтобы там собрать их в стакан, потом в банку, потом в тазик, а затем ей пришло в голову, что нужно мыслить в долгосрочной перспективе, и она построила небольшой трубопровод из соломинок для питья, чтобы довести воду до сливного отверстия в ванной. Она рассказывает, как обнаружила, что можно заставить воду недолго течь вверх, если источник находится выше устья, и о том, как сидела и смотрела на капли, которые набухали и падали в воронку; как следила за пульсирующим движением воды по лабиринту, полосатому, будто леденцовая трость.
«Почему у нас нет хорошей воды?» – спросила она у мамы.
«У людей вроде нас ее никогда не бывает».
За год до смерти дедушка Луис снова вывел ее на крышу и сказал: «Я отдам тебе наследство, если ты скажешь, зачем оно тебе нужно».
«Я хочу стать инженером-гидротехником», – сказала Алексия.
Дедушка Луис отдал не только ее долю, но и часть долей брата и сестры, Марисы и маленького Кайо.
«Пусть у тебя все получится».
По ночам она изучала водоснабжение и канализацию в CEFET [21]. Днем училась у Наймер Фонсеки, в сантехнической мастерской в Барре, где работали только женщины. На следующий день после выпуска она украла двести метров труб с территории закрытого анклава в Марапенди и поменяла водопроводную систему не только в квартире семьи, но и во всей верхней половине Океанской башни.
– Там каждый все обустроил на свой лад, – говорит она. – Каждый был сам за себя. Я создала систему, которая работала для всех. Сделала так, что все стало лучше.
Мудрость и смелые шаги – в водоснабжении есть толк, только если вода чистая; воровать воду у FIAM надо так, чтобы никто ничего не заметил; рекламировать свои услуги по всей Барре под носом конкурентов – так, чтобы те не сняли с нее скальп. К моменту, когда слушатели начинают вместе с Алексией гордиться тем, что кто-то назвал ее Королевой Труб, она уже сидит на одну ступеньку ниже Валета.
– Славная маленькая империя, – говорит Валет. – Но оттуда сюда путь неблизкий.
– Одна конкурирующая группа хотела послать мне сообщение. Они избили Кайо. Ему причинили серьезные повреждения – возможно, непоправимые.
– И что ты сделала? – прохрипела худая, серая, как пыль, женщина.
– Я им отплатила, – говорит Алексия. – Втройне.
Ропот. Алексия воспринимает его как знак одобрения.
– Кайо нуждается в постоянном уходе и реабилитации. В Барре такие деньги не водятся. Я сделала то же самое, что и Корта. Я прилетела на Луну.
Опять ропот, на этот раз угрожающий, похожий на рычание.
– У этого имени здесь большая история, – замечает Валет.
– Я знаю, – говорит Алексия. – Но все в Рио – все в Бразилии – об этом знают, как и о том, что они сделали. – Слушатели кивают. Алексия ведет осторожную игру: заходит с малой карты, апеллируя к семейству Корта, в надежде, что это убедит собравшихся, будто у нее нет козыря: ее настоящего
