– Я передал управление вашему фамильяру, так что можете запустить ее лично, – говорит Павел Дункану Маккензи. – Нам все равно приходится через день перемещать ее туда-сюда.
– Иначе вагонные тележки примерзают намертво, – поясняет Дункан Маккензи. Старые ритуалы «Горнила» не забываются. Его фамильяр Эсперанса открывает командное окно на линзе. Он прокладывает маршрут. Воронцовы не слышат тихий гул, когда сеть подает энергию на тяговые двигатели, не чувствуют слабого ускорения, когда тысячетонная плавильня начинает двигаться. Они инженеры, а не железнодорожники. Никто из них не рос на огромном поезде, «Горниле», без остановки ездящем вокруг Луны, совершая полный оборот каждые двадцать девять дней, купаясь в вечном солнечном свете под защитой зеркал и в их тени.
– Смелый выбор места назначения, – говорит Павел Воронцов.
– Это похоже на неоплаченный долг, – отвечает Дункан Маккензи.
Плавильня разогналась до максимальной скорости – десять километров в час. На экране кабины и на линзе Дункана Маккензи загораются зеленые сигнальные огни. Им овладевают сложные чувства: ностальгическое удовольствие; боль оттого, что из-под струпа едва зажившей раны снова течет кровь; трепет власти; горечь сожаления о том, что, сколько бы плавилен ни построила ВТО, второго «Горнила» не будет. Некоторые города можно воздвигнуть лишь однажды. Плавильня размеренно следует от стрелки к стрелке на магистральный путь.
– Мы усовершенствовали конструкцию, – объясняет Павел Воронцов. – Это старая резервная плавильня из первоначального проекта «Горнила», которую мы дооснастили частями новой системы. Новые единицы будут полностью автономными. Легкими, более эффективными. Наше инженерное мастерство и производство ушли далеко вперед по сравнению с днями наших отцов.
– Не сомневаюсь, – говорит Дункан Маккензи. Он с удовольствием отмечает выражение сдерживаемого ужаса на лице Павла Воронцова, когда тот видит в окно, как пассажирский экспресс несется прямо на плавильню. Столкновение кажется неизбежным – а потом экспресс исчезает под плавильней. В первый раз все пугаются.
– Мы можем поставлять по пять единиц в месяц, – продолжает Павел. – Поскольку новые модели более эффективны, вам понадобится меньшее количество для наращивания производства до максимума. Мы сделаем так, что вы получите мощности старого «Горнила» в течение шести лет. А потом останется лишь добавлять вагоны.
– Я впечатлен, Павел Евгеньевич, – говорит Дункан Маккензи.
– Отказ от функций жизнеобеспечения и обитаемости снижает стоимость и упрощает сборку. Мы обеспечили эту плавильню атмосферой только для демонстрации. Обновленные модели будут обслуживать наши автоматизированные системы.
– Они не понадобятся, – говорит Дункан Маккензи.
Купол Святой Ольги исчез за горизонтом. Плавильня едет через равнинную часть восточного Океана Бурь.
– Я понимаю, исторически так сложилось, что «Маккензи Металз» пользовались услугами собственных ремонтных бригад…
– Мне не нужны никакие системы техобслуживания, – перебивает Дункан Маккензи. Они стоят лицом к лицу, чувствуют дыхание друг друга в тесноте кабины управления, и управленцы ВТО пытаются не показывать свой испуг.
– Дункан, я вас не понимаю, – говорит Павел Воронцов.
– Я не буду заключать контракт, – говорит Дункан Маккензи. Русские что-то шепчут друг другу, переглядываются. – Хэдли останется главным металлургическим заводом «Маккензи Металз».
– Дункан, вы и так с трудом удовлетворяете спрос. Вам нужна непрерывная очистка. Вы могли бы переключиться с солнечной энергии на электричество, но это означает, что придется либо покупать энергию у «Тайяна» с их солнечным поясом, либо перейти на новый термоядерный синтез и покупать гелий-3 у вашего брата – по крайней мере, в краткосрочной перспективе.
– Павел, вы когда-нибудь встречались с моим отцом?
– На его столетний юбилей, в Царице Южной.
– Он был в кресле, сросшийся с защитным костюмом. Дюжина систем следила за тем, чтобы он не умер. Моча, дерьмо и электричество. Но его глаза – вы заглянули ему в глаза? Стоило это сделать. Его глаза не состарились. В них сиял тот же свет, который я видел, когда был ребенком. Тот же свет, который я видел, когда он повернул зеркала к Солнцу. Ему было пятьдесят, когда он прилетел на Луну. Все говорили: запуск тебя убьет. Не убил. Все говорили: низкая сила тяжести тебя убьет. Остеопороз. Атрофия мышц. Не убили. Единственным, что смогло убить Роберта Маккензи, оказалось предательство. Вот что я вам скажу про моего старика – если кто-то предлагал ему выбрать одно или другое, он отвечал: «Пошел ты, я выбираю третье». Всегда есть третий выбор.
Добыть, расплавить, перевезти. Этим мы занимались пятьдесят последних лет. Но есть другой путь. К черту Землю! Она вечно голодна, сожрет все и будет наши кости высасывать. Земля – ребенок. Она нам не нужна. Перед нами система, где полным-полно всякой всячины, которая могла бы пригодиться. Ее хватит, чтобы мы построили любой мир, какой захотим. Не только Луну. Видели бы вы, с какими идеями выступает наша молодежь. Искусственные миры. Обиталища, как… ожерелья в небе. Десятки, сотни обиталищ. Тысячи! Места хватит на миллиарды человек. Триллионы. Там достаточно металла и углерода, чтобы сделать каждую мечту реальностью. Надо только пойти и взять.
Знаете, почему я отменяю заказ? Не хочу, чтобы вы строили для меня плавильни, – я хочу, чтобы вы строили горняцкие машины для работы на астероидах. Корабли. Магнитные катапульты. Тысячи зеркал. У нас есть опыт работы с сырьем. У вас – отправки всякой всячины в космос. Добыть, расплавить, перевезти – это мы умеем. И работаем вместе. Нам нужно работать вместе, всем нам, Драконам. Или наши кости будут валяться в пыли. Лукас Корта не сможет контролировать землян. Мой отец верил в независимую Луну всем сердцем. Но этого уже недостаточно. Нам нужно подняться выше, достичь большего и распространиться так широко, что Земля никогда не сможет догнать. Наши жизни зависят от того, насколько мы нужны Земле. Как только она перестанет в нас нуждаться…
Дункан Маккензи бьет кулаком в окно. Кровь размазывается по стеклу. Эсперанса передает рубакам сигнал медицинской тревоги, но Дункан приказывает им уйти.
– Старик верил в Луну. Я верю в тысячу Лун. Тысячу обществ.
Он чувствует легкое замедление. Плавильня тормозит.
– Чего вы хотите, Дункан? – спрашивает Павел Воронцов.
– Дайте мне поговорить с вашим советом директоров. Я расскажу им то, что рассказал вам.
Плавильня резко останавливается, отбрасывая
