– Ты мне говорила, что Лукаса Корту это едва не убило, – упрекает Кесси.
– Убило, – говорит Марина. – Но он вернулся. Лукас Корта – неубиваемый.
– Ты не такая.
– Нет, но я родилась на Земле. У меня физиология. Я буду тренироваться.
– Ты этим занималась, когда тебя сбили с дороги в канаву? – спрашивает Кесси. – Ты за этим сегодня вышла из дома? Чтобы тренироваться?
Это птица – кружится по спирали, широко расправив перья на кончиках крыльев, прощупывает путь вниз сквозь воздух.
– В тот момент я еще не знала, как поступлю.
Орлица поворачивает к изгибу реки и планирует в долину.
– Теперь знаешь?
– Я все поняла в тот момент, когда приземлилась. Это уродливый и жестокий мир, мне все время страшно. Я жила более полной жизнью те двадцать четыре месяца, чем за все время до них. Это тени и туман, Кесс.
Орлица бесшумно подлетает, замедляется, развернув крылья, и падает на край гнезда, держа в когтистых лапах что-то чешуйчатое, разодранное.
– Смотри, – шепчет Кесси.
Над краем гнезда появляются головы, и орлица рвет рыбу на бледные кровоточащие куски, бросает их в разинутые клювы.
Палки для трекинга – более надежный и легкий инструмент, чем костыли, но Марина все равно поднимается по трапу на носовую палубу, неуклюже одолевая ступеньку за ступенькой. Кесси уже у перил. Это семейный ритуал: увидеть Спейс-Нидл первыми, едва паром обойдет Бейнбридж. На юге не бывает тепло; Марина плотнее закутывается в легкую куртку. За годы ее отсутствия безликие башни окружили достопримечательность, словно телохранители, даже распространились по бухте Эллиотт до Западного Сиэтла. Автоматизированный контейнеровоз преодолевает путь к проливу и океану за ним; плавучий утес из металла. Паром покачивается в его кильватере, а потом Кесси кричит:
– Вижу ее!
Семья Кальцаге отправлялась в город на пароме не чаще двух раз в год, иногда между их визитами в Сиэтл проходило и несколько лет. Хоть башни и были чем-то вроде маяка, заметив который, понимаешь, что прибыл, – именно вид горы Рейнир говорил о том, что ты – желанный гость. Долгие поездки стали более частыми, когда мама была в больнице; наблюдение за горой превратилось в прорицательство. Если она стояла высоко и ясно, ее снежная шапка превосходила воображение, это хороший знак. Если ее укрывали тучи и шел дождь, следовало готовиться к неудачам и разочарованиям. Но всегда – она. Рейнир, дремлющая богиня, склонившая голову над своим городом и островами.
– Видна отчетливо, – говорит Марина. Однако прошедшие два года позволяют заметить, что снега растаяли сильнее, ледники отступили выше. Ей невыносима мысль о бесснежной Рейнир – королеве без короны.
Паром заворачивает к причалу, пассажиры текут к машинам и выходам. Кесси расчищает путь для Марины через толпу пешеходов, но та внезапно понимает, что давление тел в узком проходе действует на нее успокаивающе. Луна – это люди, всевозможные люди, только люди, и никого кроме.
Моту везет их между темными башнями. Здесь, похоже, каждый второй пешеход или велосипедист носит дыхательную маску. Опять какой-то прорыв в эволюции смертоносных бактерий. Каждый житель Луны страшится, что новая земная болезнь проникнет в изолированные лунные города и распространится, переходя из легких в легкие, по квадрам Меридиана и высоким башням Царицы Южной, прежде чем они успеют мобилизовать против нее медицинские ресурсы. Чума на Луне.
Офис ВТО – легкомысленного вида здание из стекла и алюминия в отличном месте на берегу озера Юнион. Поплавковые гидросамолеты садятся и взлетают рядом с анимированными изображениями циклеров над восходящей Землей, во всю стену здания.
– Тут мне понадобится помощь.
Кесси держит трекинговые палки, пока Марина сбрасывает куртку. Потом она с гордостью шествует через вестибюль, мимо кандидатов в Лунники, в футболке с эмблемой «Корта Элиу». Ее замечают, на нее смотрят.
– Мне назначен прием в медцентре, – говорит Марина юноше за стойкой.
– Марина Кальцаге, – говорит он. Образцовый парень из ВТО: высокий, лощеный, сногсшибательные скулы. Виртуальный секретарь Марины получает от него точные координаты. – Рады видеть вас снова. У нас не так много возвратного трафика. – Она сжимает рукояти своих палок, а юноша прибавляет: – Классная ретромайка.
Зал ожидания занят. Всегда найдутся люди, готовые попытать счастья на Луне. Молодежь всех цветов и национальностей, нервная и возбужденная. Тесты, которым их подвергают, не только физиологические, но и психологические. Не все могут терпеть тесноту и клаустрофобию, царящие на Луне. За теми белыми дверями чьи-то надежды окрепнут, а чьи-то будут разбиты.
– «Корта Элиу». – Молодая женщина в очереди перед Мариной и Кесси повернулась, чтобы посмотреть на своих потенциальных товарищей по запуску и прочитать надпись на футболке.
– Я на них работала, – говорит Марина.
– В какой конторе?
Марина тычет пальцем в потолок.
– В главной. Я была пылевичкой.
– Ты работала там, наверху?
– Два года. По полной.
– Так, у меня вопрос, – говорит женщина.
– Валяй.
– Если ты отправилась туда – зачем вернулась?
Открывается белая дверь.
– Марина Кальцаге?
* * *Машинные руки сжимают пальцы и исчезают в трещинах на белых стенах. Панели плотно закрываются, оставляя чистую гладкую поверхность. Марина садится на кушетке сканера. Она оставила палки у двери. Расстояние до них будто удлинилось.
– Со мной все хорошо, доктор?
Доктор Хайме Гутьеррес, моргнув, открывает на линзе окно с данными.
– Восемьдесят восемь процентов вероятности уцелеть при запуске, – говорит он. – Максимальная гравитация на орбите – два g, что фактически в двенадцать раз выше лунной силы тяжести. Это будет неприятно, но у вас хорошая мышечная броня. Вы тренировались.
– Это все Долгий Бег, – говорит Марина, зная, что доктор не поймет и не спросит, он слишком нелюбопытен.
Доктор моргает, убирая линзу.
– Один вопрос: почему?
– Это часть психиатрической оценки?
– Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь отправился назад. Я видел туристов, дельцов, ученых и чиновников УЛА с их ротацией шесть месяцев там, три месяца тут. Но из тех, кто
