– Ох, я хочу увидеть его с косичками! – хихикнула ее дочь, но потом снова стала серьезной. – Только почему опять именно вас отправляют на такие экспериментальные задания?
– Это тебе тоже лучше у папы спросить, – подмигнула ей Эмма. – Но давай лучше расскажи, что нового у тебя.
– Ну а что у меня? – девушка чуть смутилась. – Пробуюсь на одну роль…
Старшая Маевская с любопытством прищурилась:
– Судя по твоему виду, кто-то из твоих любимых героинь?
– Ага… – Сильвия с еще более смущенным видом опустила глаза. – Донья Леонор из «Испанской баллады».
Эмма понимающе кивнула – видимо, мать и дочь уже не раз обсуждали эту героиню.
– Замечательно, – улыбнулась старшая Маевская. – Я очень за тебя рада.
– Ну, меня пока еще не утвердили…
– Но шансы у тебя есть, правильно я понимаю?
– Да, мне кажется, есть. Ты сама взгляни – как думаешь?
Сильвия отступила на пару шагов назад и внезапно как-то неуловимо преобразилась – выпрямилась, расправила плечи, и в выражении ее лица появилось что-то королевское, аристократическое.
– Ваше величество! – произнесла она громким и словно бы заполнившим всю комнату голосом. – Я сейчас унижаюсь перед вами так, как никогда не унижалась ни одна женщина моей семьи. Я прошу вас, – девушка выделила слово «прошу», и ее глаза, смотревшие в сторону матери, но как будто бы куда-то сквозь нее, заблестели еще сильнее, – взять меня с собой…
Она глубоко вздохнула, и теперь ее взгляд сфокусировался на любующейся ею Маевской-старшей. Аркадий снова увидел взгляд девушки XXIII века, начинающей актрисы Сильвии Май, а не испанской королевы, жившей на десять столетий раньше. «Ну как?» – спрашивал ее взгляд, и Эмма поняла вопрос дочери без слов.
– Замечательно! – Она провела руками по лицу, убирая назад готовые косички и пока еще распущенные волосы. – Очень по-королевски.
– Ты правда так думаешь? – Сильвия едва не подпрыгнула от радости. – Знаешь, мам, мне кажется, в той сцене она не просто не унижается – она вообще проявляет самое-самое великое достоинство, какое только возможно! Королевское достоинство… или нет, просто человеческое!
– Так и есть, – согласно кивнула Эмма. – Хотя в реальности все происходило не настолько красиво и торжественно…
– Догадываюсь, – отозвалась ее дочь. – Но ты же понимаешь, что в книгах и в кино надо кое-что приукрашивать. Иначе людей историей не заинтересуешь и путешествиями в прошлое тоже.
– Да знаю, – вновь кивнула хроноспасательница. – Главное, чтобы авторы именно приукрашивали, а не выдумывали.
И они обменялись понимающими взглядами – эту тему обе тоже уже обсуждали, и наверняка не один раз.
Сильвия начала говорить что-то еще, но Аркадий остановил просмотр – как ни хотелось ему посмотреть на одного из детей его лучших друзей и узнать, о чем еще Эмма беседовала с дочерью, их разговоры ничем бы ему не помогли. Хотя их беседа о многом заставляла задуматься… Всего за четверть века до нее Эмма, как и все ее коллеги, выступала резко против любого отступления от реальности в исторических фильмах – а те, кто снимал такие фильмы, искажали в них реальность, чтобы зрители поверили в увиденное и не захотели узнать, как все выглядело на самом деле. И вот прошло совсем немного времени – с точки зрения истории, одно мгновение! – и фильмы теперь приукрашивали реальную действительность, чтобы еще больше заинтересовать людей подлинными событиями, а те, кто видел прошлое собственными глазами, не возражали… Как же людям удалось прийти к такому отношению к истории, да еще так быстро?
Решив поразмыслить над этим вопросом позже, Светильников выставил на компьютере новые параметры и снова включил просмотр будущего. Перед ним на экране возникла все та же комната – только обои на стенах заметно выцвели, и мебель стояла теперь по-другому, вместо столика с зеркалом угол занимало большое мягкое кресло. Зато сидевшая в нем хозяйка дома почти не изменилась – разве что вокруг глаз у нее появилось чуть больше морщинок, а в по-прежнему длинных светлых волосах заблестели несколько седых нитей.
Эмма Маевская забралась в кресло с ногами, как она любила, навалилась на подлокотник и что-то читала на планшете. Она казалась полностью погруженной в чтение и не слышащей, что происходит вокруг, однако, когда дверь скрипнула и в комнату вошел Любим, сразу же вздрогнула и подняла на него глаза. Несомненно, она ждала, что он придет, и готовилась к неприятному разговору.
Маевский взял за спинку придвинутый к столу стул, поставил его напротив кресла и сел, глядя на жену таким же напряженным взглядом. Он тоже не сильно изменился и выглядел моложе своих лет, хотя его черные волосы уже заметно поседели, а на руках вздулись бугристые синие вены. Кроме того, Аркадий заметил на его правой кисти выглядывающий из рукава широкий шрам, которого раньше не было.
– Эмма, нам надо поговорить, – негромко произнес Любим, и женщина молча кивнула, после чего отложила планшет, спустила ноги на пол и выпрямилась в кресле. – Я считаю, что нам надо расстаться, и теперь уезжаю в другое место.
Эту фразу Маевский выпалил одним духом – ему, без сомнения, потребовалось очень большое усилие, чтобы произнести ее. Но дальше слова стали даваться ему проще.
– Я уверен, ты тоже все понимаешь, – продолжил он. – Мы с тобой уже давно чужие люди, между нами не осталось никаких чувств. Дети выросли, а внукам все равно, вместе мы к ним приезжаем или по отдельности. Никакого смысла изображать дальше семью нет.
Его жена набрала в легкие воздуха, словно собираясь что-то возразить, но потом передумала и согласно кивнула головой:
– Да, все так. Если ты хочешь уйти – имеешь право. Я правильно понимаю, ты уже нашел где жить?
– Да, нашел, – кивнул Любим с немного растерянным выражением на лице – он, похоже, не ожидал, что его так легко отпустят. – Спасибо, что не пытаешься меня удержать, Эмма.
– А какой смысл? – губы Маевской скривились в злой усмешке. – Если я стану уговаривать тебя остаться, то сделаю только хуже. Наоборот, чем больше я буду тебя удерживать, тем сильнее ты станешь вырываться. Я же очень давно тебя знаю!
– Да, у тебя, как всегда, все просчитано, – с понимающим видом наклонил голову Любим. – Просчитаны все варианты и их последствия и выбран самый оптимальный, такой, чтобы потратить минимум усилий.
– По-моему, тебя это должно только радовать, – пожала плечами женщина. – Не думаю, что ты бы предпочел, чтобы я сейчас закатила истерику и умоляла тебя остаться.
– Нет, я бы такого не хотел, – согласился ее муж. – Но ты хотя бы понимаешь, что твоя расчетливость – главная причина, почему я ухожу?
– В самом деле? Моя расчетливость? – Эмма удивленно приподняла брови. – Признаться, нет. Я думала, причины более
