Глаза Атрея сфокусовались на записке в руках, а затем снова обратились к Ли.
– Почему ты решил признаться в этом?
– Чтобы попросить о пощаде и подать прошение по делу.
* * *Пока Ли рассказывал Атрею все остальное, я ждала в приемной с Пауэром и Дарием. Ли не выходил из кабинета до позднего утра. Когда он возвратился, он заговорил со мной, не принимая во внимание присутствя Дария и Пауэра в приемной:
– Я обо всем ему рассказал. Теперь он хочет допросить тебя. Увидимся после этого.
А потом Ли посмотрел вниз. Один из стражей Защитника положил руку на его запястье. То самое, на котором был надет браслет с призывающим дракона свистком. Хотя страж не оказывал давления, этот жест был абсолютно понятен.
Ли снова затрясло, в этот раз от ярости. Я посмотрела на него, и в голове всплыли воспоминания с урока истории Каллиполиса: в конце Кровавого месяца революционеры заставили Повелителей драконов сдать свои браслеты со свистками; для них это было началом конца. Нас всегда учили думать об этом как о славном поворотном моменте, но теперь я поняла, насколько по-другому Ли воспринимал все это.
Он расстегнул свой браслет и отдал его стражнику.
– Не могли бы вы пройти с нами? – спросил мужчина. А потом он добавил более мягко, словно какое-то отцовское чувство охватило его при виде дрожащего Ли:
– Все будет хорошо, сынок. Это всего лишь протокол.
Ли некоторое время стоял, застыв на месте. Потом он поднял голову, чтобы посмотреть на меня.
Интересно, какие пустые утешения они говорили людям десять лет назад? Повторю ли я их непроизвольно, если тоже попытаюсь успокоить его сейчас?
Поэтому я произношу совсем другое:
– Я найду тебя, как только смогу.
Ли позволил им увести себя прочь. Пауэр, сидящий в противоположной стороне приемной, привлек мое внимание.
– Видишь?
Вместо того чтобы ответить ему, я подняла кулак, чтобы постучаться в дверь Атрея.
* * *Атрей сидел напротив меня неподвижно и тихо, пока я говорила. Я начала с самого начала, с того, что отец Ли убил мою семью, и я знала об этом много лет. Я рассказала ему об Элбансе, все, что я помню, включая то, что Ли сказал мне в день, когда мы поссорились. Атрей удивился, слегка подняв брови, а затем поднял их снова, уже когда я описывала наше примирение. Я описывала месяцы спустя, вплоть до Отборочной церемонии, когда Ли обо мне заботился – защищал меня, кормил и даже обнимал. Мои слова звучали неуклюже: я делилась с ним воспоминаниями, которые никогда раньше ни с кем не обсуждала.
Я рассказала ему о годах тренировок, о каждой детали, которую я только могла вспомнить, чтобы поручиться за характер Ли. Я говорила о неустанных попытках Ли помочь другим, о том, как он приструнял Пауэра, чтобы дети патрициев не издевались над наездниками низкого происхождения, когда кто-то все-таки пытался это делать. Я рассказывала о том, как Ли усердно занимался учебой, о внимании, которое он уделял идеям справедливости, добродетели и всему тому, о чем Атрей рассказывал нам на занятиях. Морщины вокруг рта Атрея стали глубже, когда он кивнул, как будто он и сам это замечал. Я поделилась с ним тем, что последние несколько месяцев семья Ли неоднократно пыталась с ним воссоединиться, и он каждый раз отказывался от этого.
А потом я рассказала ему о том, как мы отправились на Холбинский холм вместе с Ли этим утром, как он просил меня поехать туда, как он раскрыл мне детали последнего предложения Джулии. Я говорила о том, как мы столкнулись с Пауэром в пещере и подверглись нападению, и о том, как Ли не захотел бежать, а вместо этого попросил отвести его к Атрею, чтобы во всем признаться.
Наконец, я достала ожерелье из-под своей формы и показала Атрею, рассказала о том, как оно попало в мои руки. Все это было похоже на публичное обнажение. Я снова увидела удивление на его лице. Непонятно, чему он удивлялся больше: тому, что именно я ему рассказала, или же факту того, что я решила все это рассказать.
– Твой рассказ столь же примечателен, как и речь Ли, – сказал Атрей. – Он рассказал мне кое-что невероятное, а ты это подтвердила.
– Он верен вам, – ответила я. – Он верит в вас.
– Я не уверен в том, что он верит именно в меня, – сказал Атрей. – В любом случае спасибо тебе.
Когда мы поднялись с мест, его тон стал деловым.
– А теперь, пожалуйста, расскажи тем, кто интересуется, о том, что Ли был задержан по обвинению в проступке. Все, что ты решишь рассказать своим друзьям-стражникам, должно оставаться в стенах Обители. С этого момента ты исполняешь обязанности Первого Наездника и командующего флотом.
Еще месяц назад такое продвижение по службе было моей мечтой, а еще за месяц до этого я об этом и мечтать не смела. Но сегодня это стало для меня серьезным ударом.
«Исполняющая обязанности, – начала переубеждать я себя. – Он сказал, исполняющая обязанности».
– Что насчет Пауэра и Дария?
– Они будут следующими, с кем я поговорю.
* * *На вечер перед ужином я запланировала встречу в комнате для переговоров, где собиралась провести разбор полетов. Я сверила расписания наездников, и в тот час, когда все освободятся, я решила собрать тех, на кого точно могла положиться: Криссу, Рока, Кора, Лотуса и Дака. В комнате, которая стала кабинетом командующего флотом – и которую я отказывалась называть своей, – я рассказала им полную версию произошедшего, а не ту, которую собиралась представить солдатам чуть позже. О том, что Ли задержали, что Пауэр и Дарий предприняли попытку восстановить справедливость и в настоящее время их допрашивал Атрей, и о том, что Ли сейчас был за решеткой из-за того…
– Из-за того, что Ли – сын Леона Грозового Бича, – повторил Рок.
– Да.
И в этот момент все они были настроены скептически. Но я была полна решимости обсудить этот вопрос с наездниками, которым я доверяю больше всего. Не только из-за того, что они были верны Ли, а из-за того, что их положение в армии было достаточно значимым. И я хотела дать им как можно больше времени, чтобы привыкнуть к этой правде.
– Сын драконорожденного Леона Грозового Бича? – выдавил Рок.
– Да.
В кабинете собралось полно народу, низкие потолочные балки казались еще ниже. Я стояла у стола, рядом со мной – свободный стул Ли; пятеро моих посетителей собрались вокруг меня, кто-то оперся на стену, а кто-то сидел. Рок опустился на стул, громко выругался, а затем, к моему изумлению, сказал:
– Это очень многое объясняет.
– Ты о чем?
Рок развел своими
