– Перед выводами.
Давид опустил листок, посмотрел на землю, словно там лежали другие части карты.
– Меня не карта пугает, – сказал он. – А то, что ее кто-то нарисовал.
– На Красной линии не могло остаться людей, – вымолвила Эльза. – Ты это знаешь.
– Уточню. На Красной ветке сейчас не могло остаться людей. Но выжить при начале войны они могли, чтобы куда-то перебраться.
– А кто тогда карту рисовал? И зачем? Даже если они выжили и перебрались в другое место – к чему оставлять пометки с координатами возвращения?
– Потому что эта карта – предмет для торга. Вот видишь, твоему Толику она понадобилась.
– То есть он не из «красных» был?
– Давай по одной проблеме за раз, Эльза. У меня башка трещит уже.
Давид проверил автомат, подошел к телу бородача, подобрал валявшийся рядом самопал. Конструкция автомата была до того кустарной, что все ходило ходуном при малейшей тряске. Как эта штука могла стрелять – непонятно.
Снаряжение мертвеца тоже оставляло желать лучшего – никакого намека на броню или хотя бы теплоизоляцию. Даже Эльза в своей дурацкой кофте была одета куда практичнее. Между тем броня могла бы Толика и спасти, если учесть, что пуля сразила его чуть ли не в самый центр спины.
– Давид, – пробормотала Эльза.
– Что? – спросил парень, глядя на нее. – Следи за местностью.
– Я… не могу. У меня руки трясутся.
– Тебе страшно?
– Да.
– Но ты справишься? – Давид вернулся к обыску тела. – Тебе надо смотреть по сторонам. Все будет хорошо, так ведь?
– Я не знаю.
– Эльза?
– Чего?
– У тебя луч дрожит. Сделай так, чтобы не дрожал.
Девушка перехватила фонарь двумя руками, но пятно света лишь забилось сильнее. Вздохнув, Эльза попробовала расслабиться, и у нее буквально застучали зубы.
– Все хорошо, – произнес Давид. – Просто здесь холодно, а ты кофту снимала. Скоро мы отсюда выйдем, быстро согреешься.
– Скорее бы. Нам нечего тут делать.
– Не смотри на Толика. Он был плохой.
– А я хорошая?
– Ты самая хорошая.
– Ну раз ты так говоришь. – Девушка попробовала улыбнуться.
– Говорю.
Осматривая оружие и сравнивая его со своим Калашниковым, Давид сказал:
– У меня есть подозрение, что кто бы ни выжил на Красной ветке и где бы они там ни обитали сейчас – со шмотками у них все в порядке. Оружие запасти легче, чем еду, и оно многоразовое при грамотном уходе. Чтобы кто-то отправился на дело с таким кустарным ломом – должны быть причины.
– Кого-то хотели подставить, – предположила Эльза, постепенно справляясь с головокружением. – Толик пришел по тайному проходу на Бориспольскую, через генератор устроил слабое подобие теракта – по сути, хулиганство. Он должен был оставить на месте эту вот фигню, чтобы подозрение пало на кого-нибудь в Кресте. Кто там делал стреляющие самоделки?
– Технари с Печерской, – ответил Давид. – Точно, вспомнил. Это же и впрямь с Печерской автомат. Или его копия.
– Печерская… – пробормотала Эльза. – Тоже Зеленая ветка, но по другую сторону от Бориспольской через метромост…
– И мимо «Скифа» с «Киммерией», – с энтузиазмом добавил Давид. – Поняла, в чем дело? Чтобы протащить такой автомат сюда по метро – нужно пройти контроли купцов и банкиров. А это бы значило, что они спонсировали конфликт с Бориспольской как с самой укрепленной станцией всей ветки. Считай, один форт напал на другой. Эльза, здесь пытались развязать войну.
Эльза повернулась к южному выходу из депо, посмотрела в темноту.
– Вернемся? – спросила она. – Надо предупредить остальных.
Давид подошел к девушке. Постоял рядом, прислушиваясь к мертвой тишине.
– Не думаю, что это хорошая мысль, – высказал он. – Мы с тобой в метро давно чужие. Нам никто не поверит. Если попытаться все рассказать киммерийцам – нас самих застрелят, и дело с концом. Решит, что мы воду и мутим. Я угрожал своей родной станции оружием. Считай, преступник. Только Ксюша за меня заступалась, а сейчас никто не станет этого делать. Ты же вообще не пойми кто. Вспомнят, что тебя три месяца назад проводили на выход вместе с Мафусаилом, и за вами остались трупы. Или выяснят, что жила в Датаполисе и молча просила милостыню. Спросят – с чего внезапно заговорила? Зачем притворялась? Бориспольская все еще под гипнозом, а мы не знаем, как пользоваться ящиком, чтобы их вылечить. Да и испортил я его с потрохами. Нас же могут обвинить, что мы сами все затеяли. Нет, малыш, у нас был шанс только на тихую жизнь на Бориспольской. Теперь туда уже нет возврата. Начнут копать – зароют обоих.
Эльза вытерла грязные руки о рабочие штаны. Долго думала, пару раз порывалась что-то сказать и умолкала. Давид ее не подгонял. Его подруга выглядела так, словно он своей речью избавил ее от необходимости говорить жестокие и правдивые вещи.
– Да, мне следовало догадаться, – в конце концов произнесла она. – Возвращаться и в самом деле некуда. У меня там простынка сушиться осталась. Книжку не дочитала. Закладку поставила, а вернуться уже не смогу. Только сейчас поняла. Черт.
Давид ободряюще потрепал девушку по плечу.
– Докуда дочитала? – спросил он.
– Плинто получил легендарные кинжалы.
– Ничего, я тебе расскажу, чем дело кончилось, – пообещал парень. – Анастария перешла к «Василькам», а затем…
– Не надо! – оттолкнула его Эльза. – Сама дочитаю когда-нибудь! Я не собираюсь жить в этом депо всю жизнь. Надеюсь убраться отсюда, пока фонари не потухнут.
Она рывком подобрала свой рюкзак, накинула на плечи. Немного попрыгала с ним.
– Поверить не могу, что теперь это мои единственные шмотки, – сказала Эльза. – И что некуда возвращаться. Идем вперед?
– Идем вперед, – согласился Давид, кладя автомат на плечо и подправляя лямку собственного рюкзака.
– Признайся, ты ждал, пока я сама это предложу.
– Да.
Эльза толкнула его по-дружески. В последний раз посветила на бородача.
– Ничего не будем делать с ним?
– Нет, – ответил Давид, наполовину уменьшая мощность фонаря. – Время позаботится обо всем. В метро станет одним скелетом больше.
– Зато не нашим, – изрекла девушка.
– Да. – Давид взял Эльзу за руку. – Все будет хорошо.
– Знаю. Мы же вместе.
Давид и Эльза покинули депо, идя на север по единственному коридору – широкому, на целых три железнодорожных пути, из которых один был техническим и заканчивался, просто упираясь в глухую бетонную стену. Зато два других простирались четко по прямой, насколько хватало света. Рельсы были фактически нерабочими – выгибались во все стороны, местами выскакивая из креплений. Давид никак не мог вычислить, много ли народу пользовались этим туннелем. Именно рельсы являлись главным показателем того, что творилось в той или иной точке Креста – они либо чинились до рабочего состояния, чтобы могла проехать дрезина, либо разворовывались. Здесь же они оказались просто заброшены. С другой стороны, это точно не было территорией Креста.
– Мы уже час идем, – сказала Эльза, монотонно переставляя ноги.
– Отдохнем, – предложил Давид. – Все равно поесть не помешает.
– Не забудь, это наши единственные припасы, – напомнила Эльза, вытаскивая из рюкзака пару банок консервов и воду. – Возобновить непонятно как удастся.
– Тем более экономить смысла
