– Неужели? И кого ты предлагаешь? От Карсон одни проблемы, а Гетти уж точно не вариант.
Но прежде чем я успеваю задуматься, что это значит, Тейлор говорит:
– Как она справляется?
Я застываю. Сейчас все решится. Если Уэлч известно, что я за ней слежу, все кончено: моя жизнь здесь и то, что зарождается у нас с Риз, о чем я боюсь говорить вслух.
Уэлч пожимает плечами.
– Более-менее, – говорит она, и я облегченно выдыхаю, прикрыв рот ладонью. – Но не для этого.
– А Джулия?
– Лучше не надо. – В эту секунду она звучит очень, очень молодо. – По-моему, она меня недолюбливает.
Тейлор фыркает.
– Если тебе не нравится Карсон, ты не нравишься Джулии.
– Мне тебя не хватало. Здесь, в лесу, – говорит Уэлч. Она выключает фонарик и прячет его в карман куртки. Потом замолкает, чтобы сплюнуть скопившуюся во рту кровь. – Без тебя уже не то.
– Так я могу принести больше пользы, – говорит Тейлор. Мне хочется ее встряхнуть. Что она несет, какая польза? – После того что случилось с Мэри… Она заслуживала лучшего, понимаешь? Они все заслуживают лучшего.
Мэри, девушка Тейлор, которая озверела и потеряла рассудок. Тейлор пришлось пристрелить ее своими руками, и, поговаривают, это ее сломало. Но теперь я знаю, что это не так. Это просто сделало ее хуже.
Уэлч отступает от мешка и секунду просто стоит, уперев руки в бока, и смотрит на него сверху вниз. Поверхность океана рябит от лунного света, отбрасывая на ее лицо тень, и я не могу разглядеть ее выражения, но она сутулится, словно признавая поражение.
– Я была уверена, что на этот раз у нас получилось, – наконец произносит она. – Понимаешь? Она выглядела почти здоровой.
– М-да, – говорит Тейлор, – внешность обманчива.
Я знала. Конечно, знала, ведь мешок лежит на траве неподвижно, но одно дело – знать самой, а другое – услышать подтверждение от кого-то другого. Сосны смыкают кольцо вокруг меня, а Тейлор подшучивает, как будто это пустяк, как будто она не уничтожила только что своими словами мир. Риз обеими руками крепко прижимает меня к себе. Если бы не это, я бы рассыпалась.
– Ладно, – говорит Уэлч. – Давай заканчивать.
Они поднимают тело, и Риз сдавливает мне ладонь, пока они заносят его в дом. По внутренней стороне руки распространяются боль и судорога, и я пытаюсь отнять ее, пока не понимаю, что это я сама ухватилась за нее так, что чешуйчатые пальцы Риз впились в кожу.
– Идем, – уговаривает Риз на ухо. – Она жива, ясно? Это же Байетт. Она выкарабкается.
Я киваю, но ведь в мешке кто-то лежит, и я не знаю, на сколько меня хватит, сколько еще я смогу поддерживать в сердце огонек надежды.
Дом поглощает Уэлч и Тейлор, и на секунду я теряю их из виду, а потом в провале стены мелькает лицо Уэлч, и от белой коры березы отскакивает луч фонарика.
– Давай ее положим, – говорит Уэлч, – у меня скоро руки отвалятся.
Я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть. Ее. Это правда.
– Где они? – спрашивает Тейлор. Должно быть, она о том, кто был на другом конце рации.
– Они ее заберут, – говорит Уэлч. – Мы можем оставить ее прямо здесь.
– А как же…
Раздается свистящий звук, и дом окрашивается красным. Сквозь провалы в стене я вижу, что Уэлч держит в руке кроваво-красную сигнальную шашку, которая плюется искрами.
– Это отпугнет животных, – говорит она. Я сдвигаюсь в сторону, чтобы рассмотреть получше, пока она закрепляет шашку в ветвях березы.
До нас доносится голос Тейлор:
– Мы закончили?
Повисает пауза, и я прищуриваюсь, всматриваясь в темноту. Уэлч стоит лицом к березе, глядя в одну точку на стволе. Она молчит чуть дольше, чем должна, а потом поворачивается – видимо, к Тейлор.
– Мы закончили. Возвращаемся.
– Подожди, – шепчет Риз, как будто чувствует, что еще пара секунд, и я побегу в дом, чтобы вскрыть мешок. – Еще немного.
Тяжело ступая, Уэлч выходит из дома в сопровождении Тейлор. Тейлор выглядит так, будто ее вот-вот стошнит, и я невольно чувствую укол жалости. Может, она об этом не просила. Но ведь и я тоже.
Они удаляются по тропе, и я слежу за светом их фонарика через деревья. Луч уменьшается и бледнеет, пока наконец не пропадает из виду. Я встаю, и под ногами хрустят ветки. Я не жду Риз – просто подхватываю дробовик и бегу через камыши. Я не знаю, сколько времени у нас до прибытия флота. Я не упущу свой шанс.
Я вбегаю в дом, окрашенный алым. Черный пластиковый мешок с телом лежит у корней березы. Я останавливаюсь как вкопанная, и дробовик падает на пол.
Вот и все. Конец – а может, начало.
Я осторожно обхожу мешок и опускаюсь перед ним на колени. Вспоминаю, как в последний раз видела Байетт, как склонялась над ней, совсем как сейчас. Как она смотрела на меня, и в ее глазах читалась просьба о помощи.
Пожалуйста, думаю я и тянусь к молнии.
Пластик расходится. Молния цепляется за материал, у меня трясутся руки, и вот – вот она передо мной: землистая бледная кожа, чернильные пальцы и кудрявые рыжие волосы.
Мона.
У меня вырывается всхлип. Задыхаясь, я закрываю лицо руками. Это не она. Не она не она не она.
– Гетти?
Риз подходит и кладет руку мне на спину. Я закрываю глаз. Меня трясет от облегчения; если я встану, думаю, ноги меня не удержат.
– Это Мона, – говорю я. Конечно, мне ее жаль, но я не могу – не хочу – сдержать улыбки.
– Черт, – говорит Риз. – Тогда где Байетт?
Она садится рядом со мной и начинает застегивать мешок. Но я не смотрю, как скрывается под пластиком отекшее лицо Моны. Я смотрю на другое.
