– А что случилось-то? Опять проклятые капиталисты какую-нибудь бучу затеяли?
– Да нет, не капиталисты, наши.
– Наши затеяли? Да ты что несешь-то, Валя?
– Да не затеяли, тьфу!
В сердцах сплюнув, почтальонша прищурила глаза и, зачем-то оглянувшись по сторонам, заговорщическим тоном поведала:
– Слыхали, в «Юном ленинце» полсмены макаронами отравилось?!
– Макаронами?! Полсмены?!
Полинка и Вадик воскликнули разом.
«Юный ленинец» – так назывался соседний пионерский лагерь, где когда-то – не так уж и давно, когда были чуть младше – отдыхали и сами ребята, и не один год отдыхали.
Надо же – и тут вдруг такое?!
– Что, правда макаронами, что ли? Не может быть!
– Ой, Вадик, да какая теперь разница – макаронами, не макаронами… Отравились же! Валь, а это точно?
– Точней не бывает. «Скорая» приезжала, врачи.
– А милиция?
– А зачем милиция?
– Как это зачем? А проверить? Вдруг – вредительство? В компот чего-нибудь сыпанули и…
– Тогда уж не в компот, а в макароны.
– Говорят, по району – не первый случай! В «Железнодорожнике» в начале месяца тоже отравление было. А потом – в «Красном рупоре».
– Вот я и говорю – вредительство! Что, скажете – нет?
– Милиция разберется.
– Вот-вот!
Новость об отравлении пионеров сильно взволновала и остальных, только что подошедших с поля ребят, старшеклассников из комсомольского трудового отряда, вот уже вторую неделю помогавших местному колхозу «Путь Ильича» на прополке кукурузы. Сразу посыпались разные версии, от «вредительства» до «преступной халатности», последнее, кстати, было куда вернее, с чем, чуть погодя, согласилось большинство, лишь только Вадик упрямо отстаивал свою версию, хоть и понимал уже, что выглядит глупо. Просто не хотелось вот так просто – тем более при Полинке – отказываться от своих слов. А между прочим – зря! Девушка уже начинала посматривать на него, как на закоренелого идиота – насмешливо, чуть оттопырив нижнюю губу…
И точно так же, выпятив губу, смотрел сейчас Марко! Нет, вовсе не на спящего, вернее – только что проснувшегося – Павла, а куда-то мимо, в стену, или даже сквозь стену! Смотрел и молился:
– Господи Иисусе, Святая Дева, святая Аньез и все святые, помогите, помогите справиться с Антихристом, дайте мне силы и волю одержать победу, поддержите, ибо я нуждаюсь в вашей поддержке… Аминь!
– А ты, я смотрю, спать не захотел, парень?
– О, нет, господин барон!
Вздрогнув, юноша обернулся, взглянув на Ремезова с таким видом, будто Павел застал его не за молитвою, а, скажем, за занятием скотоложеством или за еще каким-нибудь извращением, настолько позорным, что и не описать. В непонятного цвета, с каким-то зеленоватым отливом, глазах паренька застыл ужас.
Интересно, чего он так испугался? Или – кого? Наверное, все дело в Джованни ди Тиволи, рыцаре Золотой Чаши – это ведь в его племянницу был влюблен мальчишка!
Кто-то, вежливо постучав, заглянул в дверь. Павел повернул голову, увидев мажордома Фернана, широкие плечи которого едва помещались в дверной проем:
– Его величество император просит пожаловать вас к обеду, барон! Вашему оруженосцу тоже оказана милость – дозволено прислуживать вам за столом, а затем отобедать вместе с другими вассалами.
– Что ж, – подмигнув толмачу, Ремезов хлопнул в ладоши и поднялся с ложа. – Пошли пообедаем, что ли. Признаться, с утра росинки маковой во рту не было.
Молча поклонившись, Марко последовал за боярином. Опять коридоры, просторный двор… Мажордом важно шествовал впереди, указывая гостям путь. Солнце уже клонилось к вечеру – длинная тень донжона пересекала весь замок, причудливыми изломами пересекая стены, крыши и башни.
– Сюда, господа, – остановившись перед чуть приоткрытой дверью, щедро украшенной изящной – с позолотой – резьбою, мажордом оглянулся и, вежливо попросив чуть обождать, скрылся за створками для доклада.
Надо отдать ему должное, доложил Фернан быстро и, вернувшись, полностью распахнул тяжелые створки:
– Прошу. Император вот-вот будет.
Пиршественный стол, уставленный многочисленными яствами на золотых и серебряных блюдах, был накрыт в тенистом садике, прямо под открытым небом. Мажордом проводил Павла до отведенного ему места – по левую руку от барона ди Тиволи, даже изволившего улыбнуться – пусть холодно и всего лишь вежливо, но все-таки! Ремезов тоже улыбнулся в ответ, искоса поглядывая на уже собравшуюся за столом компанию, не такую ж и большую: по правую руку – рыжий, с небольшой бородкою, мужчина лет тридцати, одетый без всяких излишеств, рядом с ним – круглоголовый крепыш в длинной сиреневой мантии, за ним какие-то совсем непонятные смуглолицие люди в белых бурнусах, явно не европейцы и не христиане.
Неожиданно для Павла рыцарь Золотой Чаши взял на себя функцию метрдотеля, поочередно представив новому гостю соседей, начав с рыжего:
– Достопочтенный синьор Майкл Скотт из Англии, великий ученый, непревзойденный знаток трудов великого Авиценны, автор трудов по астрологии, физиогномике, метеорологии.
Привстав, англичанин слегка поклонился.
– Математик, доктор Леонард из Пизы, – барон улыбнулся круглолицему. – Смею сказать, настоящий гений!
– Ну-ну, не перехваливайте, любезный барон, – замахал рукой математик.
– А вы так не скромничайте, наш великий государь не приглашает к своему столу кого попало.
Приветственно качнувшие бурнусами смуглолицые люди оказались арабами из Египта, специалистами по животным и птицам, приглашенные Фридрихом, так сказать, для работы по профилю – изучению метода высиживания яиц с помощью солнца. Наверное, сия методика была довольно оригинальной и, без сомнения, интересной, но рассказать о ней подробнее барон Джованни ди Тиволи не сумел, его цветистую речь вдруг прервали трубы, под звуки которых к столу торжественно прошествовал сицилийский король и император Священной Римской империи Фридрих Штауфен! Один из образованнейших людей своего времени, ученый, рыцарь и полиглот, одержимый властью и неоднократно проклятый папами.
Фридрих был в белом легком плаще, наброшенном поверх бирюзовой туники, и в мягких, восточного типа, сапожках зеленого сафьяна. Красивое лицо императора украшала самая доброжелательная улыбка, по всему видно было, что сицилийский король – человек поистине благородный, чуждый всяческому коварству и интригам. По крайней мере, Павлу именно так и показалось… в отличие от стоявшего за его плечами Марко! Юноша побледнел и что-то шептал, до крови кусая губы…
– Антихрист… Антихрист…
Услыхав эти слова, Ремезов обернулся и показал оруженосцу кулак – смотри, парень, схватишь! Нечего тут шептать всякую хрень!
– Я только что написал вашему сюзерену письмо, любезный барон, – подняв наполненный вином кубок, Фридрих поощрительно взглянул на Павла. – В котором изложил все свои взгляды на нашу дальнейшую дружбу. Вы получите письмо вечером от моего верного слуги, сейчас же давайте есть, пить и веселиться, ибо нет ничего лучшего, нежели вкушать пищу в обществе знающих и умных гостей, а вино, сдобренное доброй беседой, становится еще крепче!
За это и выпили. То ли за дружбу, то ли за компанию, то ли за вино, оказавшееся весьма приятным… в чем, впрочем, не было ничего странного.
– Ешьте, дорогие гости, не стесняйтесь! – император радушно заботился о своих гостях, говоря то на латыни, то на греческом, а то
