– Мой разум переполнен! Это всего-навсего весьма ограниченный разум смертного!
– По крайней мере мы одинаково его оцениваем.
– Давай издевайся, – проворчал я. – Я-то думал, ты дашь мне совет, что делать дальше. Но толку от тебя никакого.
– Советую перестать быть таким gloutos.
Это слово означало «ягодицы» на греческом, правда, у древних греков оно имело куда более грубый оттенок. Я попытался придумать в ответ что-нибудь уничижительное, но совершенно забыл, как сказать по-древнегречески «Кто обзывается, тот так и называется».
Калипсо взъерошила оперение стрел в моем колчане:
– Если хочешь совета, что же не спросишь свою стрелу? Может, она знает, как спасти грифонов.
– Хм. – Совет Калипсо спросить совета пришелся мне не по душе.
Я не понял, какой толк может быть от говорящей по-шекспировски стрелы в нашем нынешнем квесте. Впрочем, я ничем не рисковал, кроме собственного спокойствия. Если стрела доведет меня до белого каления, я всегда могу выстрелить ею в gloutos какого-нибудь чудовища.
Я достал Стрелу Додоны. И тут же у меня в голове зазвучал ее зычный голос, я почувствовал, что каждое ее слово отдается дрожью в древке.
– ЧУ! – сказала стрела. – УЖЕЛЬ У СМЕРТНОГО ПРОСНУЛСЯ РАЗУМ?
– Я тоже по тебе скучал, – ответил я.
– Она говорит? – спросила Калипсо.
– К сожалению, да. О Стрела Додоны, я хочу задать тебе вопрос.
– ПОРАЗИТЬ МЕНЯ ЖЕЛАЕШЬ? ИЗВОЛЬ.
Я рассказал ей о своих видениях. Уверен, что со стороны это выглядело нелепо: мы шли по Уэст-Мэриленд-стрит, и я разговаривал со стрелой. Возле Конференц-центра Индианы я споткнулся и едва не выколол себе глаз, но Калипсо даже не засмеялась. За время наших путешествий она видела меня в куда более унизительных положениях.
Выпустив стрелу из лука, я бы, наверное, куда быстрее ввел ее в курс дела, чем рассказывая о наших злоключениях, но наконец я закончил.
– ФИ! – Стрела задрожала у меня в руке. – СИЕ НЕ ВОПРОС, А ИСТОРИЯ.
Я задумался, а не испытывает ли она мое терпение, проверяя, как долго можно надо мной издеваться, пока я не разломлю ее напополам. Я бы давно так и сделал, но боялся, что в таком случае обломки в один голос будут давать мне только плохие советы.
– Хорошо, – ответил я. – Как нам найти грифонов? Где Мэг Маккаффри? Как нам победить местного императора, освободить узников и вырвать из его лап оракул Трофония?
– НА СЕЙ РАЗ ТЫ ЗАДАЛ СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ, – пропела стрела. – Я МУДРА, НО НЕ ИЗРЫГАЮ ТЬМЫ ОТВЕТОВ, КАК ГУГЛ.
Да, стрела явно хотела, чтобы ее сломали.
– Тогда давай начнем с простого, – предложил я. – Как нам найти грифонов?
– НАПРАВЬТЕ СТОПЫ СВОИ В ЗООПАРК.
– Мы туда и идем.
– ОТЫЩИТЕ КЛЕТКУ С ГРИФОНАМИ.
– Да, но где?! И не говори мне, что в зоопарке! Где именно в зоопарке Индианаполиса держат грифонов?
– ИЩИТЕ ЧУХ-ЧУХ.
– Значит, чух-чух.
– ЧТО СИЕ – ЭХО?
– Хорошо! Мы поищем чух… то есть поезд. Когда мы найдем грифонов, как нам их освободить?
– ВНИМАЙ! ЗВЕРИ ПРИЗНАЮТ ТЕБЯ, КОГДА ИХ НАКОРМИШЬ МАЛЫШКАМИ-КАРТОШКАМИ.
– Малышками-картошками?!
Я ждал разъяснений или хотя бы очередного язвительного комментария. Но стрела молчала. Презрительно фыркнув, я вернул ее в колчан.
– Знаешь, – сказала Калипсо, – я ведь слышала только половину разговора – и ничего не поняла.
– Если бы ты слышала его полностью, яснее бы не стало, – заверил я ее. – Там было что-то про поезд. И про детей, сделанных из картошки.
– Малышки-картошки – это еда. Лео… – ее голос дрогнул, когда она произнесла его имя. – Лео их любит.
Мой богатый опыт общения с женщинами подсказывал, что Калипсо либо жалеет о вчерашней ссоре с Лео, либо малышки-картошки для нее больная тема. Но я решил ничего не выяснять.
– Как бы то ни было, неведомо мне… – я отплевался от шекспировского языка. – Я не знаю, что значит совет стрелы. Может, когда будем в зоопарке, станет понятней.
– Да, ведь так обычно и происходит в новых местах, – кивнула Калипсо. – Все вдруг обретает смысл.
– Ты права, – вздохнул я. – Но от этого, как и от советов моей стрелы, мало толку. Идем дальше?
По мосту Вашингтон-стрит-бридж мы перешли через реку Уайт-Ривер, которая оказалась вовсе не белой. Она была широкой и лениво несла свои бурые воды между ограждений; из воды то и дело торчали островки с жалкими кустиками, похожие на прыщи (которые уже стали моими старыми знакомыми). Почему-то она напомнила мне римский Тибр – другую малопримечательную и давно забытую реку.
И тем не менее на берегах Тибра разворачивались события, менявшие ход истории. Я вздрогнул при мысли о том, что Коммод задумал сделать с этим городом. Если вода в каналы его тронного зала поступает из Уайт-Ривер, то его логово совсем рядом. А значит, новый императорский префект уже мог добраться до зоопарка. Я решил ускорить шаг.
Зоопарк Индианаполиса был расположен посреди парка, неподалеку от Уэст-Вашингтон-стрит. Мы прошли через пустую автостоянку и направились к главному входу под бирюзовым козырьком. Вывеска у входа гласила: «ДИКАЯ МИЛОТА!» Я было решил, что работники зоопарка узнали о моем прибытии и решили меня поприветствовать. Но потом я понял, что это реклама коал. Как будто их нужно рекламировать!
Когда мы подошли к закрытым билетным кассам, Калипсо нахмурилась:
– Никого нет. Все закрыто.
– Мы на это и рассчитывали, – напомнил я. – Чем меньше смертных вокруг, тем лучше.
– Но как нам попасть внутрь?
– Вот бы кто-то из нас повелевал духами воздуха, которые перенесли бы нас за ограду!
– Вот бы кто-нибудь мог телепортировать нас, – парировала она. – Или по щелчку пальцев перенести грифонов сюда, к нам.
Я скрестил руки на груди:
– Начинаю вспоминать, почему тебя сослали на остров на три тысячи лет.
– Три тысячи пятьсот шестьдесят восемь лет. А будь твоя воля, ты бы держал меня там еще дольше.
Я не хотел снова ругаться, но Калипсо сама напросилась.
– Ты жила на тропическом острове с девственными пляжами, в роскошно обставленной пещере с воздушными духами у тебя в услужении.
– Разве от этого Огигия перестала быть тюрьмой?
Я едва сдерживался, чтобы не поразить ее божественной силой, правда… ее-то у меня и не было.
– Значит, по острову ты не скучаешь?
Она заморгала, будто я швырнул ей в лицо песка:
– Я – нет. Дело не в этом. Рядом не было никого…
– Да брось! Хочешь знать, что такое настоящее изгнание? Меня в третий раз превратили в смертного. Лишили силы. Лишили бессмертия. Я могу умереть, Калипсо!
– Я тоже, – огрызнулась она.
– Да, но ты сама решила пойти с Лео. Ты отказалась от бессмертия из-за любви! Ты ничем не лучше Гемифеи!
Я и сам не предполагал, сколько злости было в моих последних словах, пока они не сорвались у меня с языка. Мой голос эхом прокатился
