Не было шлема…
Я вытащил скальпель из бандольера. Наклонившись вперед, я просунул его под ремень, удерживающий шлем на голове, к Ливии. Ремень тут же лопнул. Слава богам за дешевые пластмассовые товары!
– Ливия, бросай его! – скомандовал я.
Великолепная слониха поняла.
Мчась вперед на полной скорости, она подняла хобот, подцепила шлем за маску и швырнула его словно джентльмен шляпу, которую он снял в приветственном жесте… если бы шляпу разрешалось швырять вперед как смертоносный снаряд.
Коммод свернул. Огромный белый шлем отскочил от его ветрового стекла, но дело было сделано. Пурпурный «Номер Один» вылетел на поле под невероятным углом, завалился набок и перевернулся три раза, сбив при этом группу страусов и пару злосчастных гладиаторов.
– Оооооо!
Зрители вскочили со своих мест. Музыка смолкла. Оставшиеся гладиаторы отошли к краю поля, глазея на перевернутый императорский болид.
От шасси валил дым. Колеса крутились, разбрасывая вокруг ошметки покрышек.
Мне хотелось верить, что в молчании зрителей кроется надежда. Может быть, их заветное желание было таким же, как и у меня: чтобы Коммод не появился из-под обломков, чтобы он превратился в царственную лепешку на сорокадвухъярдовой линии на искусственном газоне.
Увы, дымящаяся фигура выбралась из-под обломков. Борода Коммода тлела. Его лицо и руки были черными от сажи. Он встал, все так же улыбаясь, и потянулся, словно только что отлично выспался.
– Неплохо, Аполлон! – Он схватил разбитую машину за шасси и поднял ее над головой. – Но так меня не убьешь!
Он отбросил машину, расплющив незадачливого циклопа.
Зрители одобрительно завопили и затопали ногами.
– ОЧИСТИТЬ ПОЛЕ! – крикнул император.
Тут же десятки дрессировщиков, медиков и собирателей мячей высыпали на газон. Выжившие гладиаторы сникли, как будто осознали: ни один смертный бой не сравнится с тем, что сейчас совершил Коммод.
Пока император раздавал приказы, я посмотрел в сторону очковой зоны. Каким-то образом Мэг удалось вскарабкаться на ворота. Она прыгнула на Персика и схватила его за ноги, что вызвало у карпоса визги и ругань. На секунду они повисли на цепи вдвоем. Затем Мэг вскарабкалась по телу своего друга, превратила одно из колец в меч и перебила цепь. Они пролетели двадцать футов и плюхнулись на землю. К счастью, Персик послужил Мэг подушкой. Вспомнив, насколько персики мягкие и упругие, я решил, что с Мэг все будет в порядке.
– Что ж! – Коммод направился ко мне. Он немного прихрамывал на правую ногу, но если она и болела, то виду он не подавал. – Отличная получилась репетиция. Завтра будет больше смертей, включая твою, конечно. Мы кое-что изменим в боевой части. Может, добавить гоночных машин или баскетбольных мячей? Ливия, ах ты шалунья! – он погрозил пальцем моей толстокожей скакунье. – Такого пыла я и ждал! Если бы ты проявила такое рвение на прошлых играх, мне бы не пришлось убивать Клавдия.
Ливия затопала ногами и затрубила. Я погладил ее по голове, пытаясь успокоить, но почувствовал ее душевную боль.
– Клавдий был твоей парой, – догадался я. – А Коммод его убил.
Император пожал плечами:
– Я ее предупреждал: играй по моим правилам, а то будет хуже. Но слоны такие упрямые! Они большие, сильные и привыкли добиваться своего – почти как боги. И все же, – он подмигнул мне, – удивительно, чего можно добиться с помощью небольшого наказания.
Ливия опять затопала ногами. Я знал, что она хочет броситься на него, но после того, как Коммод швырнул болид, стало ясно: покалечить Ливию ему ничего не стоит.
– Мы убьем его, – прошептал я ей. – Подожди немного.
– Да, подожди до завтра, – согласился Коммод. – Тогда снова сможете делать что хотите. Пока же… а вот и мои стражи, они проводят вас в камеры.
На поле выбежал отряд германцев под предводительством Литиерса.
На лице у Кукурузника красовался новый уродливый синяк, формой удивительно похожий на отпечаток страусиной лапы. Это меня порадовало. Свежие раны у него на руках сочились кровью, а штанины были изрезаны в лохмотья. Разрезы на ткани, судя по размерам, были оставлены стрелами для охоты на мелкую дичь, словно Охотницы играли со своей мишенью, стараясь изничтожить его штаны. Это порадовало меня еще больше. Я бы добавил еще одну рану от стрелы в коллекцию Литиерса – желательно прямо в центре груди, – но в моем колчане осталась лишь Стрела Додоны. А сегодня мне хватило театральности и без плохих шекспировских диалогов.
– Мой повелитель, – неловко поклонился Литиерс.
Мы с Коммодом хором ответили:
– Да?
По-моему, я, сидящий на слонихе, одетой в кольчугу, больше походил на повелителя, но Литиерс, посмотрев на меня, лишь усмехнулся.
– Мой повелитель Коммод, – уточнил он, – мы дали отпор врагам у главных ворот.
– Как раз вовремя, – проворчал император.
– Это были Охотницы Артемиды, ваше величество.
– Ясно. – Сообщение не особенно впечатлило императора. – Вы их всех убили?
– Нет… – Литиерс сглотнул. – Нет, мой господин. Они атаковали с разных позиций и, отступая, заманили нас в несколько ловушек. Мы потеряли лишь десять человек, но…
– Вы потеряли десятерых, – проговорил Коммод, изучая свои испачканные сажей ногти. – А скольких Охотниц вы убили?
Литиерс попятился. Вены на его шее пульсировали:
– Я… я не уверен. Мы не нашли тел.
– Значит, ты не можешь подтвердить их смерть, – Коммод посмотрел на меня: – Что посоветуешь, Аполлон? Может, мне подождать и все обдумать? Подумать о последствиях? Может быть, сказать моему префекту Литиерсу, чтобы он не переживал? Что он со всем справится? Что С НИМ ВСЕГДА БУДЕТ МОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ? – последние слова он прокричал, а эхо разнесло их по всему стадиону. Даже дикие кентавры на трибунах затихли. – Нет, – сказал ровным голосом Коммод. – Аларик, где ты?
Один из германцев выступил вперед:
– Ваше величество?
– Возьми Аполлона и Мэг Маккаффри под стражу. Проследи, чтобы им достались хорошие камеры. Отнеси Трон Мнемозины обратно в хранилище. Слониху и карпоса убей. Что же еще? Ах да, – он вынул из ботинка охотничий нож. – Подержи Литиерса, я перережу ему горло. Пора назначить нового префекта.
Но не успел Аларик исполнить приказы, как крыша над стадионом взорвалась.
27
Снеси мне крышу
Кличь красоток с лебедками
И линяем отсюда
Да, я сказал «взорвалась». Но если быть точнее, то крыша прогнулась внутрь, как это бывает с крышами, когда в них врезается бронзовый дракон. Балки покорежило. Крепежи поотлетали. Листы рифленого железа, ухнув, согнулись с таким звуком, будто над нами столкнулись авиалайнеры.
Сквозь дыру в потолке на поле обрушился Фестус, развернувший крылья, чтобы замедлить снижение. Похоже, пребывание в форме чемодана ему не повредило, но, увидев, как он опалил публику на трибунах, я решил, что проснулся он в плохом настроении.
Дикие кентавры бросились врассыпную, топча смертных наемников и германцев. Блеммии вежливо аплодировали, вероятно считая, что дракон был частью шоу, пока волна пламени не испепелила их. Фестус устроил собственный – огненный –
