– Медея, – это слово вылетело из уст Пайпер как стремительный ядовитый дротик из духовой трубки.
Колдунья натянула поводья, и колесница остановилась. При других обстоятельствах меня, может, и позабавило бы изумление, отразившееся у нее на лице. Но колдунья быстро взяла себя в руки. Медея рассмеялась, не скрывая своей радости:
– Моя дорогая Пайпер Маклин! – Она обратила свой хищный взор на меня: – А это, как я понимаю, Аполлон? О, спасибо, что избавили меня от стольких хлопот и сберегли мои силы! Пайпер, когда мы закончим, мои драконы с удовольствием пообедают тобой!
16
Заворожи-баттл
Ты мерзкая уродина
Точка. Я победил?
Солнечные драконы… терпеть их не могу. А я, между прочим, был богом солнца. В отличие от других драконов, эти были не особенно большими. Если взять побольше масла, то можно запихнуть такого дракона, скажем, в фургон. (Я как-то попробовал. Видели бы вы лицо Гефеста, когда я попросил его проверить педаль тормоза в том домике на колесах!)
Но несмотря на скромные размеры, злости в них хоть отбавляй.
Любимцы Медеи извивались и щелкали зубами, которые блестели в их огненных пастях будто белый фарфор в печи. От их золотой чешуи волнами исходил жар. Крылья, сложенные у них за спинами, сверкали словно солнечные батареи. Но самым жутким были их сияющие оранжевые глаза…
Пайпер толкнула меня, и я наконец смог отвести от них взгляд.
– Не пялься на них, – предупредила она. – Иначе они тебя парализуют.
– Сам знаю, – пробурчал я, хотя ноги у меня уже начали каменеть.
Я и забыл, что больше не солнечный бог. И что солнечный дракон может парализовать меня взглядом и… ну знаете… убить, например.
Пайпер пихнула Мэг локтем:
– Эй! Тебя тоже касается.
Мэг заморгала, приходя в себя:
– Что? Они красивые.
– Спасибо, милая! – голос Медеи стал тихим и нежным. – Мы с тобой пока не знакомы. Я Медея. А ты, конечно, Мэг Маккаффри. Я о тебе наслышана. – Она похлопала рукой по поручню колесницы. – Иди сюда, дорогая. Тебе не надо меня бояться. Мы с твоим отчимом друзья. Я отвезу тебя к нему.
Мэг растерянно нахмурилась и немного опустила мечи:
– Чего?
– Она пытается тебя заворожить. – Звук голоса Пайпер подействовал на меня как ледяная вода, которой плеснули в лицо. – Мэг, не слушай ее. И ты тоже, Аполлон.
Медея вздохнула:
– Ты серьезно, Пайпер Маклин? Хочешь снова помериться силами и выяснить, кто лучше ворожит?
– А смысл? – пожала плечами Пайпер. – Я снова выйду победительницей.
Медея скривила губы, будто собиралась взять пример со своих драконов и зарычать.
– Мэг должна вернуться к отчиму. – Она махнула рукой в мою сторону, словно хотела смахнуть какой-то мусор. – А не шататься повсюду с этим жалким подобием бога.
– Эй! – возмутился я. – Будь у меня моя сила…
– Но ты ее потерял, – отрезала Медея. – Только посмотри на себя, Аполлон. Посмотри, во что тебя превратил отец. Но не волнуйся. Скоро твои страдания закончатся. Я выжму из тебя остатки божественной силы и пущу их в дело!
Мэг так крепко сжала рукояти мечей, что ее костяшки побелели.
– О чем это она? – пробормотала Мэг. – Эй, Колдунша, о чем это ты говоришь?
Колдунья улыбнулась. Сейчас на ней не было принадлежащего ей по праву рождения венца колхидской царевны, но на шее все так же сверкал золотой кулон – скрещенные факелы Гекаты.
– Мне рассказать ей, Аполлон, или ты хочешь сам? Ты, конечно, уже понял, зачем я привела тебя сюда.
Зачем она привела меня сюда.
Будто каждый мой шаг с тех пор, как я выбрался из мусорного бака на Манхэттене, был предопределен, был частью ее замысла… И что самое страшное: это вполне могло быть правдой. Эта колдунья уничтожила не одно царство. Она предала собственного отца и помогла Ясону украсть золотое руно. Она убила своего брата и разрубила его на куски. Она умертвила собственных детей. У Гекаты не было более жестоких и властолюбивых последователей, чем она. Как не было и более могущественных. Притом Медея была полубогиней, в ней текла древняя кровь, а ее дедом был сам Гелиос – бывший титан солнца.
А это значило…
Вдруг я все понял, и это осознание было столь кошмарным, что у меня подкосились ноги.
– Аполлон! – рявкнула Пайпер. – Вставай!
Я пытался. Честно. Вот только ноги не слушались. Я встал на четвереньки и унизительно застонал от боли и ужаса. «Хлоп-хлоп-хлоп» – раздалось вдруг. Мне показалось, что путы, которыми мой разум был связан с человеческим черепом, наконец лопнули.
Но затем я понял, что это Медея хлопает мне.
– Наконец-то, – усмехнулась она. – Хоть ты и тугодум, но все же догадался.
Мэг схватила меня за руку.
– Аполлон, борись с ней! – приказала она. – Говори, в чем дело!
Она потянула меня вверх и поставила на ноги.
Я пытался выдавить из себя хоть слово, чтобы исполнить ее приказ и все объяснить. Моей ошибкой было то, что я посмотрел Медее в глаза – парализующие, как и глаза ее драконов. В ее взгляде я прочел злобное ликование и неистовую ярость ее деда Гелиоса – таким он был в дни своей славы, прежде чем его предали забвению, а я занял его место в солнечной колеснице.
Я вспомнил, как умер Калигула. Он хотел уехать из Рима в Египет и основать новую столицу там, в стране, где люди верили в богов на земле. Он и сам собирался стать богом на земле – Новым Солнцем – не на словах, а в прямом смысле. Именно поэтому преторианцы поспешили убить его вечером накануне назначенной поездки.
«Какова его цель?» – спрашивал Гроувер.
Сатир, мой мудрый духовный наставник, задавал верный вопрос.
– Калигула всегда желал только одного, – прохрипел я. – Он хочет быть центром мироздания, новым богом солнца. Он хочет вытеснить меня так же, как я когда-то вытеснил Гелиоса.
– И за что же такому милому богу, как ты, такие страдания, да? – улыбнулась Медея.
Пайпер шагнула ко мне:
– Что значит… вытеснить?
– Заменить! – пояснила Медея и принялась загибать пальцы, словно ведущая дневного кулинарного шоу. – Для начала я выжму из Аполлона остатки его бессмертного духа – а его осталось совсем немного, так что долго возиться не придется. Затем я смешаю их с тем, что уже успела подготовить, – с остатками силы моего безвременно ушедшего деда.
– Гелиоса, – сказал я. – Огонь в Лабиринте. Я… я узнал его ярость.
– Ну да, дедушка стал чуток раздражительным, – кивнула Медея. – Такое бывает, когда твоя жизненная сила рассеивается почти полностью, а потом твоя внучка собирает тебя по крупицам до тех пор, пока ты не превращаешься в симпатичный злобный огненный шторм. Моя бы воля – я бы заставила тебя страдать, как страдал Гелиос: тысячи лет провести в полузабытьи, зная, что ты потерял, и мучиться от боли и обиды. Но увы, времени у нас слишком мало. Калигула в нетерпении. Я соединю
