Но он не стал прижимать ее к себе. Не до конца. Он не мог. Не сейчас. Не здесь.
– Не могу, – сказал он. – Я в этом не уверен.
– Я знаю. – Ее голос дрогнул. – Я знаю.
Она тихо плакала, окруженная ореолом своих мокрых черных волос. Лукаш твердо решил не привыкать к ощущению ее близости и не давать несбыточных обещаний. Больше он не проронил ни слова.
Еще очень давно, находясь в тени мертвых братьев, он поклялся не умирать, только не так, только не здесь, в погоне за искуплением, призраками и Золотым Драконом. Но в ту ночь его разум кипел, вены почернели, а в его руках дрожало существо, которое он любил всем сердцем. В ту самую ночь он все еще был человеком.
Впервые за двадцать один год своей жизни Лукаш молил о смерти.
30
На заре небо посерело. Лошади стояли под дождем и щипали мох своими мягкими губами. Мокрое седло Лукаша блестело темно-зеленым. Седло Кожмара было черным, с буквой «К» внутри короны, вышитой на крыле. Чарн, возможно, предпочитая компанию животных, лег у их ног.
Фелке было ужасно его жаль. Ее глаза горели от слез. Ей было жаль их всех.
Все они кого-то потеряли. Рен, Якуб и Лукаш.
– Что ты вообще здесь делаешь? – когда-то спросил ее Кожмар с усмешкой на губах.
– Я родилась, – саркастично ответила она. – К сожалению.
Она никогда об этом не думала, но в том, чтобы быть одинокой, были свои преимущества. За все восемнадцать лет жизни она ни разу никого не теряла. В первую очередь потому, что у нее никогда никого не было. Но в мире были вещи и похуже одиночества.
– Прошу, – сказал он. – Просто возьми ее.
Фелка вытерла мокрые щеки. Это было хуже одиночества. Дрожа от холода, девушка завернулась в черную шинель Кожмара. Она хотела оставить себе его револьвер. Отчего-то ей казалось, что оружие лучше передавало его сущность.
– Где королева? – спросил Якуб.
Он поднялся из-за мерцающих угольков костра и принес ей кружку кофе.
– С Лукашем, – сказала Фелка. – У тебя идет кровь.
Над единственным глазом Якуба открылся порез, а на щеке застыл кровяной подтек. Он растерянно потер это место рукой, но это не принесло результата. Фелка подняла руку и механическим, отрешенным движением провела по его коже влажным рукавом.
– Спасибо, – сказал он.
Фелка улыбнулась и опустила глаза на свою кружку.
Никто из них не знал, что еще сказать.
Позади них хрустнула ветка, и Якуб потянулся к своему топорику. Фелка резко обернулась. Но это была всего лишь Рен, появившаяся из-за деревьев. Она промокла до нитки, темные волосы липли к ее шее и плечам. С мокрыми волосами и впалыми щеками она была похожа не на грозную королеву, а на утонувшую героиню какой-нибудь трагической сказки.
Чарн даже не шелохнулся.
– Возьми. – Фелка сняла с себя шинель и обернула ее вокруг Рен. Затем она сунула в руки королевы кружку с кофе, пока Якуб ставил на огонь еще одну порцию воды. – Садись.
Она не стала спрашивать Рен, как та себя чувствует. Она уже знала ответ. Они все чувствовали себя ужасно.
Глаза Рен опухли и покраснели, а ее ресницы слиплись. Фелка подумала, что ее подруга выглядит иначе. Что-то в Рен неуловимо изменилось.
Наконец Чарн поднялся на ноги. Хромая, он подошел к Рен и положил голову ей на колени. На лице девушки появилась слабая, кривая улыбка, какая бывает только у людей, изо всех сил сдерживающих слезы, и она погладила волка. Он вздохнул, и Фелка вновь подумала о том, что она скучает по одиночеству.
Якуб сварил еще кофе и протянул одну кружку Фелке. Двигаясь немного скованно, он сел рядом с Рен. Рассвет побледнел, его оттенок сменился на светло-серый. За плечом Рен появился промокший насквозь Лукаш. Легкой, слегка прихрамывающей походкой он подошел к Крулу и снял винтовку с седла. Волчий Лорд выглядел намного лучше, чем раньше.
Но ведь он уже охотился на чудовищ. Он уже терял братьев.
– Как ее звали? – спросила Рен, нарушая затянувшееся молчание.
Никто не ответил.
– Твоя дочь, – повторила Рен. – Как ее звали?
Лукаш все еще стоял возле Крула, закинув руку на седло. Другой рукой он держал винтовку, слегка подбрасывая ее в воздух, для того чтобы сразу же поймать. Он выглядел тревожным.
– Аня, – тихо ответил Якуб.
Рен сплела свои человеческие пальцы. Затем девушка вдруг взяла неестествоведа за руку и сжала ее. Фелка заметила, что даже несмотря на то, что ее рука была грязной и с обломанными ногтями, – она все еще была настолько изящной, что ладонь Якуба казалась грубой и тяжелой.
– Это была худшая неделя в моей жизни, – сказал он немного подрагивающим голосом. – Но вместе с тем и лучшая. Моя жена умерла при родах, а через шесть дней умерла и моя дочь.
У Фелки защипало глаза. Она хотела бы его обнять. Позволить ему разрыдаться. Она хотела бы вернуть ему Аню. Она хотела бы, чтобы этого никогда не случалось. На мгновение ей захотелось, чтобы она все еще была одна.
Фелка подумала о том, как это несправедливо. Она хотела быть одинокой, она хотела, чтобы они никогда не встречались, и она не хотела с ними расставаться. Несправедливо, что любовь к другим людям приносит столько боли.
– Я хочу, чтобы вы все вернулись назад, – сказала Рен.
Чарн поднял голову. Фелка с Якубом затихли. Лукаш медленно подошел к костру с винтовкой в руках.
– Я не хочу… – Рен сглотнула и опустила взгляд на свои руки. – Я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал.
На последнем слове ее голос сорвался.
Первым заговорил Чарн.
– Рен, – сказал он, – мы тебя любим. Мы все знали, на что идем.
Рен пригладила мех на его загривке. На ее бледном лице появилась улыбка.
– Я знаю, – сказала она. – Но еще я переживаю за лес. И… – Девушка сглотнула, и Фелка поняла, что следующие слова даются ей с большим усилием. – И за город. Духа сказала, что все стало еще хуже. Леший об этом говорил.
После недолгого молчания Лукаш сказал:
– Рен права. Вы должны уйти. Мы… пойдем дальше, в горы.
Над лагерем повисла тишина. Фелка чувствовала их нерешительность. Она знала, что Якуб мечтает увидеть Живые горы и пройти по украшенным комнатам Зала Смокуви. Эта мечта заставила его заключить сделку с братьями Смокуви шесть лет назад. Он был так ими очарован, что заплатил за это
