Гроза медленно стихала, хотя дождь лил изрядно.
– Мы с тобой сейчас похожи на двух священных свиней – такие же грязные, – смеется она.
– Ничего, искупаемся.
Его длинные волосы слиплись и обвили ее плечи. Не так-то просто освободиться.
О том, во что превратились ее косы, лучше вообще не думать.
– Тебе не холодно?
– Нет.
– И всё-таки надо поискать сухое место.
– Милый…
– Что?
– Это было прекрасно.
– Да. – Он благодарно улыбается.
Кто вел этот разговор?..
Песни лета
Кромка миров: Рианнон
Огонь в крови.
Летнее любовное безумие – перед которым равны люди и боги, могучие и ничтожные, талантливые и бездарные…
…меня зовет певец, бродя по холмам мира людей. Он еще не знает, что зовет именно меня. Он не знает, что его песнь слышна по ту сторону кромки.
Сколько силы в его призыве! Как богат голос и звучна арфа.
Поистине, сей смертный достоин стать моим спутником на это лето.
А потом… потом – посмотрим.
Кромка миров: Рифмач
Госпожа моя.
Я никогда не видел тебя, но узнал с полувзгляда. Прекраснейшая из женщин на белой лошади – и бубенцы ее сбруи негромко звенят в такт шагам.
Я о тебе мечтал с детства – и ты пришла.
Ты сейчас скажешь: «Я подарю тебе один поцелуй, но за него…» Требуй, госпожа моя. Приказывай. За счастье быть с тобой рядом никакие испытания не будут чрезмерной платой.
За возможность уйти с тобой в твою страну – тем более.
Кромка миров: Рианнон
Что – наш день для вас, люди? Год? Век?
А не всё ли равно?
Пой, Рифмач. Я хочу, чтобы ты пел – для меня и для всего Аннуина. Хорош ты или плох как любовник – неважно: твоя песнь способна доставить мне большее наслаждение, чем любые ласки плоти.
А чтобы ты пел больше, вот тебе мое заклятье. Ты проведешь в Аннуине семь… наверное, дней. Или лет. Или десятилетий… по вашему счету. Неважно. Всё это время ты можешь петь – кому угодно и сколько угодно. Но если ты произнесешь хоть слово, хоть одно-единственное слово – ты никогда не вернешься в мир людей.
Ты останешься в нашем мире навеки.
Что, конечно, будет тоже неплохо для Волшебной Страны.
«У Рианнон новый смертный» – об этом сейчас шелестел, говорил и смеялся весь Лес.
Впрочем, не весь.
Эссилт, склонившейся над шитьем, не было дела до этих пересудов: работы слишком много, времени до осени слишком мало. Что с того, что недавно было солнцестояние? – осень вот-вот придет.
И барда с арфой на плече она заметила, только когда он присел возле ее шалаша.
– Кто ты? – удивилась она, и было чему: бард оказался первым человеком, кого она увидела в лесу Муррей.
Он коснулся своих губ и покачал головой.
– Ты немой?
Он снова покачал головой, кивнул на арфу, пробежался по струнам.
Эссилт догадалась:
– Ты можешь только петь?
Кивок.
– Ты заклят?
Кивок.
– Рианнон?!
Еще кивок.
– Но почему?!
Рифмач разводит руками: откуда мне знать. И пристраивает арфу на колене.
– Ты хочешь спеть для меня? Благодарю.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ– Королева белая, госпожа высокая,Ты надменнее звезды, снега холодней.Но на дне прекрасных глаз плещется глубокаяНеизбывная тоска – память горьких дней.– Мне не нужно, менестрель, твоего участия.Не тревожь мою печаль, лихо не зови.Я любила рыцаря, короля и мастера,И навряд ли вновь пойду тропами любви.Мастер крылья сотворил, обернулся вороном.Злые тайны полюбил, начал колдовать.Дальше – хуже. Другом был, стал навеки ворогом.Мне самой пришлось его в цепи заковать.Славы жаждал мой король, упивался битвамиОн отважен был и горд, яростен и смел.Я молилась за него, но, увы, молитвамиВоина не охранить от каленых стрел.Светлый рыцарь, лунный луч, серебро обманное,Томность вздохов и словес перезвон пустой.Звал любимою меня, величал желанною,Отчего же под венец он пошел с другой?– За печали прежние воздадут сторицеюСчастьем арфа звонкая, нежная свирель.Ты любила ворона, короля и рыцаря,Но вернее их троих любит менестрель.– За окном узорчатым вздохи вьюги слышатся,Вот уж скоро сменит их вешняя капель.Я любила мастера, короля и рыцаря,Только ныне рядом ты, славный менестрель.Кромка миров: Рифмач
Я люблю тебя, госпожа моя.
Влюбленные клянутся достать звезду с неба – а мне и клясться не надо. Ты холодна и прекрасна, как звезды в небесах. И ты – моя… до той поры, пока сама желаешь этого.
И я – твой. Твой слуга. Твой раб.
Быть рабом звезды – это счастье. Быть зеркалом для твоего сияния.
Смертных слов не хватает, чтобы выразить всю мою любовь к тебе. Тут нужна арфа, нужны песни… мне всё равно, есть заклятье или нет: когда я рядом с тобой – я не могу не петь!
Но ночи любви проходят, а днем тебе не до меня.
Днем меня ждет другая Королева.
Она еще девочка… или мне так кажется? Малышка, пока чуждая восторгам любви и безумию страсти.
Она – теплая.
Она человек. И рядом с ней я вспоминаю, что и я – человек. И в великолепии ваших чудес я всегда останусь забавной ручной зверюшкой Белой Королевы, не более.
И значит: ни слова. Только песни. Не говорить, чтобы не потерять возможность потом вернуться к людям.
Зато можно петь для этой маленькой человеческой королевы.
ПЕСНЬ ВТОРАЯЧто в мире прекраснее утренней зари? Кто в мире прекраснее Арианрод, дочери Дон? Как светло небо на заре, так светел ее взгляд. Как легок воздух на заре, так легка ее поступь. Как розовеют облака на заре, так розова ее грудь. Как разгорается восходящее солнце, так разгораются сердца мужчин при одном взгляде на нее.
Прекрасна дочь Дон, но никого не одаривает она своей любовью. И лишь ночной ветер подслушал однажды тихий вздох Арианрод, тоскующей не по могучему королю и не по славному воину, а по родному своему брату Гвидиону.
Кто в мире хитрее Гвидиона, сына Дон? Кто в мире его жесточе? Не он ли обманом увел стадо свиней у Придери, короля Аннуина? Не он ли убил Придери безо всякой пощады? Не он ли попытался лишить колдовской силы короля Мата, сына Матонви? Не он ли заклял даже деревья в битве с Аннуином?
Стремительнее, чем ястреб падает на добычу, примчался Гвидион к Арианрод.
– Сестра моя, долгие века молчал я о любви к тебе. Теперь, когда призналась ты, ничто не станет преградой меж нами. Тебе принадлежу я, сестра моя, и лишь мне одному будешь принадлежать ты!
Испугалась Арианрод, метнулась от брата, как от хищного зверя:
– Уйди, жестокий, о чем говоришь ты?! Пусть ночной ветер подслушал мои слова, но никогда не стану я женою сына своей матери!
Отвечал ей Гвидион, не давая бежать:
– Не лги сердцу своему, сестра. Не прячься от любви своей, не прячься от счастья. Видишь: я твой, и никакой другой женщине не подарю я любви.
Дрожала Арианрод, словно последний лист на осеннем ветру, но смелы и суровы были ее слова:
– Женщинам ты не даришь любовь, это верно. Всем ведь известно, как обратили брата нашего Гилфайтви в олениху, свинью и волчицу и родил он от тебя
