Но это никогда не будет счастьем для меня. И городу Белых Сосен никогда не быть моим домом.
Интересно, он изменился за эти почти полторы тысячи лет?
Не удивлюсь, если – нисколько.
Сархад снова летел в молочно-белом тумане, но на сей раз он твердо знал дорогу. Сидхи отгородились от внешних миров так давно, что тогда еще, кажется, не существовало людей. Или эти звероподобные существа мало интересовали Древних и Высших.
Туман начал светлеть, Сархад спустился вниз (это оказался утес), сменил облик.
Он стоял на границе запретной страны.
Старший сын короля сидхи запел. Слова приходили сами собой, хотя Сархад никогда не знал их: он впервые входил в сокрытый город.
Взмах крыла над вечерним озеромТихо, тихоПадает капляГулкоКруги по стали водыСталиЗастылиТанец станет тишинойИнойВ инее нежном блеснетЛомкая ветвьВьется, вьется дымДальних вратИ – врата распахнулись. Сархад еще не видел их, но ощутил перемену.
Туман пронизали золотые лучи. Он засветился, засиял – сплошной свет, не имеющий ни источника, ни лучей, не рождающий тени. Бело-золотой свет – и только. Глазам больно.
Потом он – туман? свет? – начал редеть. Перед Сархадом стояла радуга.
Торжественное и радостное семицветье.
И сидхи пошел вперед, под эту арку врат в запретный город.
Дошел до обрыва. Взглянул вниз.
Последние остатки тумана разошлись.
Под утесом белел лес шпилей.
Шпили, как и весь город, были выточены из сосны. Шпилями завершалось всё – дома, дворцы, беседки… Шпили большие и малые, высокие и низкие, покрытые резьбой, ажурные, ступенчатые. Город стремительно рвался ввысь, и маленький зал, где едва могла разместиться дюжина Древних, уходил вверх на десятки локтей до купола – и потом на столько же до вершины шпиля.
Здесь не было места горизонтали. Здесь царила вертикаль. Стрельчатые окна, узкие как бойницы, колонны и полуколонны, срощенные по две, по три… сложнейшая вязь узоров, служившая Древним тем языком, которым они рассказывали о своих грезах.
Сархад, держа в руке ветвь Древа, начал долгий и осторожный спуск с утеса.
Коварный не понимал сам себя: перед ним был город, который он, сын короля, без колебаний отринул много, очень много столетий назад, но – сейчас он не мог не восхищаться красотой и гармонией этого мира, чуждого, но никак не чужого.
Впервые он ощутил щемящее чувство родины.
В городе Белых Сосен действительно ничего не изменилось. Звучала музыка, под нее велись речи, похожие на песни, и сидхи двигались, словно танцуя.
Белый, серебристый, голубой, светло-зеленый, другие мягкие цвета – на этом фоне черные одежды Сархада выглядели вопиюще-чуждыми, а его стремительный шаг к одной, отнюдь не пригрезившейся цели, был некрасив, неуместен, недопустим!
Словно в нежную и изящную музыку диссонансом ворвался резкий аккорд.
Словно хищная птица ринулась на стайку певчих.
Сархад начал подниматься на мост, ведущий к королевскому дворцу, когда ему навстречу вышел Гвейр.
Брат.
– Зачем ты снова здесь, Сархад?
– Любезно же ты меня встречаешь! Я думал, мне скажут: «Добро пожаловать домой».
– Ничего хорошего от тебя нашему дому не было.
– Больше тысячи лет прошло, братец. Быть может, я изменился?
– Что тебе здесь надо?
Сархад усмехнулся, покачал головой:
– Как грубо… как невежливо… это недостойно принца сидхи. Но я отвечу: мне нужно поговорить с отцом.
– Зачем?
– Я сказал: я буду говорить с ним, а не с тобой.
Сархад помолчал и добавил:
– Послушай, брат. Я не собираюсь всё начинать сначала, но если ты немедленно не уйдешь с моей дороги, я могу вспомнить то, что сейчас считаю ошибками своей молодости.
Гвейр не ответил. Лишь сменил облик и ястребом взмыл в небо.
Кромка семьи: Сархад
Матушка. Ты тоже вышла встретить меня.
В глазах Гвейра я читаю лишь ненависть, в глазах отца – тревогу, но ты… лишь ты не видишь во мне врага.
Твои волосы всегда были белы, с самого моего рождения. Но сейчас они кажутся мне человеческой сединой… это не так, сидхи не седеют, но…
Матушка, прости меня. Прости того Сархада, который ушел отсюда.
Быть может, ты одна во всем этом городе сумеешь увидеть, что я вернулся – другим.
– Гвейр сказал, что ты хочешь говорить со мной.
– Здравствуй, отец. Мы не виделись столько веков.
– Ты здесь, чтобы увидеть меня, Сархад? – король Ллавиннауг гневно хмурится.
– Нет.
– Тогда что тебе надо? Зачем ты здесь?
«Как же вы все боитесь меня… Раньше я бы гордился этим, а теперь – горько. Горько и тоскливо. Матушка, хоть ты глядишь с сочувствием…»
– Я пришел к тебе с просьбой. Не как к отцу. Как к Королю.
– И ты надеешься, что я ее исполню? – точеные черты властителя сидхи искажаются гневом.
– Я просто уверен в этом.
– А ты не растерял своей дерзости. Пожалуй, наоборот. Что же это за просьба, которую я непременно выполню?
Сархад поднял руку с ветвью:
– Я прошу короля Ллавиннауга открыть мне Мастерскую Мечей.
– Новый меч? Как ты смог получить ветвь – второй раз?
Сархад пожал плечами:
– Быть может, я сам стал иным?
И против воли он заговорил яростно:
– Для вас век – лишь миг в грезе, а я эти столетья провел в трудах. В битвах. В заточении. Был освобожден достойнейшей из Королев. Принят на службу Бендигейдом Враном…
Они воскликнули одновременно:
– На службу?! – мать.
– Ке-ем?! – отец.
Сархад улыбнулся:
– Да, я признал его своим Королем. А он велел мне стать Стражем Котла Керидвен. Стражу нужен меч – и вот я отправился за новым.
– Ты – Страж Котла Мудрости? Ты?! – короля сидхи сейчас никто не назвал бы бесстрастным.
– Меня тоже изумил выбор Великого Ворона.
Ллавиннауг долго смотрел на сына – слишком прежнего, чтобы легко принять произошедшие в нем перемены, и слишком незнакомого, чтобы найти верный тон разговора с ним.
Для всего Аннуина Сархад перестал существовать, когда был заточен; для короля сидхи – гораздо раньше, когда покинул город Белых Сосен. Как они оба думали – навсегда.
И вот – пришел с новой ветвью Великого Древа.
Это было невозможно.
Это как если бы взамен отрубленной в бою руки выросла новая.
Но это – произошло. Сархад получил новую ветвь, хотя ни с кем, на памяти Ллавиннауга, такого не было.
Король молчал, потому что слишком хорошо знал, что ответит его старший сын: «отец, я же всегда был не таким, как все, – и в добром, и в злом».
И Ллавиннауг сказал совсем другое.
– Можно взглянуть на твою ветвь, Сархад?
– Конечно, отец.
Он протянул серебристое дерево.
– Она похожа на руку… на женскую руку, – проговорил король.
– Иначе и быть не могло, – улыбнулся Сархад. – Без нее я бы не выбрался с Древа.
– Без нее? – переспросил отец.
– Без королевы, мужем которой я стал, – коротко ответил Сархад и, пресекая дальнейшие вопросы, сказал: – Так мне будет позволено пройти в Мастерскую Мечей?
– Иди, – кивнул Ллавиннауг.
– После поговорим, – добавила королева Гвенвледир.
Кромка меча: Сархад
Белый – быстрый, бойкий, буйный.
Под словами чародейства, как под молотом могучим стонет сталь, так слой за слоем сходит стружка с ветви Древа.
Сильный – славный, смелый, стойкий.
Как из ножен извлекают меч пред яростным сраженьем, так из ветви будет достан он заклятий древних силой.
Острый – осторожный, ослепительный.
Есть ли
