Звонкий – злой, задиристый, изворотливый.
Как струна, звенит он тонко, как певец, бойца он славит – песней громкой, песней гневной: страх врагам, друзьям на радость.
Хитрый – храбрый, хищный… хрупкий.
Мощь слепая может мало против хитрости, коварства. Тот не страшен, кто огромен, – тот опасен, кто невзрачен. Белым лезвием сверкает меч, что бьет жесточе молний. Создан древним чародейством, тонкий – он острее стали.
Кромка ненависти: Гвейр
Сархад, когда-то ты замуровал меня в глыбу льда, и я не мог освободиться, пока она не истаяла.
Ты думаешь, я проклинал тебя тогда?
Нет. Я тебя благодарил.
Ты мне тогда так помог!
Ты звал наш народ выйти в большой мир. Я спорил с тобой – но лучшим доказательством моей правоты был твой поступок. Ты замуровал меня – и от тебя отвернулись все, даже твои товарищи по мастерской.
Тогда тебе осталось одно: уйти самому, пока тебя не изгнали. Ты бежал отсюда, Сархад.
А о моих страданиях во льду сложили песни.
Мы были врагами, Сархад, но ты бился на моей стороне. Ты помог мне легко одолеть тебя.
Мне не за что было тебя ненавидеть.
Было.
Но теперь…
Теперь я больше чем ненавижу тебя. Теперь я – боюсь.
Ты вернулся прежним – тебе чужд город Белых Сосен.
Ты вернулся совсем иным – ты не ищешь ссоры со мной, почтителен с отцом, ты не зовешь наш народ прочь… Вернее, зовешь – но безмолвно.
«Сархад Второй Меч» – так уже прозвали тебя. Весь город только и думает, что о тебе. В рисунке танцев появился полет Ворона. В узорах угадывается размах черных крыльев. В песнях слышится «Второй Меч».
Черная тень Ворона легла на наш город! Всего за один день…
Я столько веков побеждал тебя, а ты добился большего лишь за день!
Как мне одолеть тебя – теперь?
– Матушка. Отец. А, Гвейр, и ты здесь?
Король и королева ждали Сархада в небольшом гроте. Там по камням стекал поток воды, а навстречу ему вились ветви плюща – широкие листья и нежные, едва развернувшиеся. Но молодая листва не могла стать пышной уже долгие века: этот плющ был вырезан из дерева.
Одна из ранних работ Сархада.
Гвенвледир столетьями приходила сюда в тоске о старшем сыне.
– Ты закончил? – спросил Ллавиннауг.
– Вот, – он протянул меч отцу.
Тот взял, провел ладонью по клинку, полюбовался хитросплетением узора рукояти.
– Странное оружие. Никогда не думал, что ты способен сделать подобное.
Сархад приподнял бровь:
– Что не так?
– Это меч для обороны, не для нападения, – отвечал король сидхи.
Сархад хотел что-то сказать, но прежде него заговорил Гвейр:
– Он просто растерял свое искусство за время жизни во внешнем мире! Он перестал быть сидхи, – и, глядя брату в глаза: – Сархад, может, ты уже тайком и бороду бреешь, а?
Кромка ненависти: Гвейр
Он должен напасть на меня. Ударить первым. Напасть на глазах отца и матери.
Этого ему не простит никто и никогда.
Он стал сдержаннее, чем был, но есть оскорбления, вынести которые невозможно.
Сейчас он ударит меня. Только что сделанный меч обратит против родного брата. И – конец всем песням о Сархаде Втором Мече!
Я при оружии, но он – лучший воин. Он может меня убить… пусть. Моя смерть сделает меня непобедимым.
Народ сидхи никогда больше не прислушается к призывам Сархада!
Глаза Коварного вспыхнули гневом, но он смолчал.
В тишине прошло десять долгих ударов сердца.
Потом Сархад повернулся к Гвейру и спокойно, слишком спокойно спросил:
– Брат, чего ты хочешь добиться, старательно оскорбляя меня?
– Гвейр, – воскликнула Королева, – тебе мало вашей былой вражды? Раньше ее затевал Сархад, теперь – ты?!
Отступать было некуда, хитрый план провалился – и Гвейр заговорил, яростно глядя на брата:
– Неужели вы не видите, что происходит в городе после одного, всего одного дня, как здесь этот Ворон?! Всё, что мы строили веками, готово рухнуть в одночасье! Раньше Сархад сеял раздор своими речами, теперь он опасен одним своим присутствием!
И тут произошло невероятное: Сархад поклонился Гвейру. Низко. Почтительно.
– Спасибо, брат. Много я слышал в своей жизни лестных слов, но такого… Опасен одним присутствием, надо же… Брат, я растроган.
– Помолчите. Оба, – негромко и твердо сказал Ллавиннауг. – И послушайте меня.
Кромка судьбы: Ллавиннауг
Взгляните на могучее дерево. Его ствол не меняется с годами, точнее, меняется так медленно, что это не заметно глазу.
Лиши дерево ствола – и оно погибнет. Его просто не станет.
Но дерево – это и крона. Листья, дрожащие на ветру, за год меняющиеся много раз, срывающиеся с ветвей в полет.
Без листвы дерево – мертвый остов.
Мои сыновья, вы – ствол и крона нашего народа. И враг всякой новизны Гвейр и непримиримый противник постоянства Сархад. Без каждого из вас народ сидхи просто перестанет существовать.
Но сможете ли вы понять меня?
– Ты улетишь сегодня, как обещал? – спросил Гвейр у Сархада.
– Надеюсь, мой младший брат позволит мне сначала попрощаться с отцом и матерью? – осведомился тот.
– Гвейр, если ты помнишь, пока еще я король в городе Белых Сосен, – резко сказал Ллавиннауг. – Ступай. Не тебе решать, когда Сархад покинет нас.
Младший брат гневно глянул на старшего и вышел.
За узорчатой стеной королевского дворца его ждало еще одно разочарование, самое страшное: плотная толпа сидхи, юношей и дев, мужчин и женщин, и даже несколько Старейших, плоть которых уже истаивала, становясь серебристым призраком. Все они спрашивали Гвейра о старшем брате и его новом мече.
И принц сидхи понял, что уже неважно, улетит Сархад или нет. В жизни города Белых Сосен он останется навсегда.
Королева Гвенвледир, всё это время державшая в руках меч сына, спросила:
– Ты вчера обмолвился о своей жене. Кто она?
Сархад улыбнулся:
– Не совсем так, матушка. Я назвал себя ее мужем.
– Ты ей муж, но она тебе не жена? – недоуменно нахмурился Король.
Сархад развел руками:
– Я ей муж по законам нашего народа. По закону ее народа она мне не жена и быть ею не может.
– Объяснись!
– Она – Королева людей. Ее муж – человеческий Король Аннуина; ты, наверное, знаешь, что в Аннуине два Короля.
– Ты женат на смертной?!
– Я и этого не сказал, отец. Я убежден, что она бессмертна, хоть и человек.
– Это она спасла тебя из заточения?
– Именно. И ей я обязан мечом, а возможно – и жизнью.
– Так. – Ллавиннауг нахмурился, осмысливая сказанное старшим сыном. – Тебе показалось слишком скучным просто взять в жены деву-сидхи?
– Спрашивай у дев-сидхи, а не у меня, – пожал плечами Коварный. – Ни одна из них не отыскала моей темницы в замке Рианнон и не осмелилась туда войти.
– И ее второй муж – человек, Король Аннуина?
– Отец, – с досадой проговорил Сархад, – я сказал «человеческий Король». Он не человек. И он – ее первый муж; второй – я. Достойнейший из мне известных; я в свое время сделал всё возможное, да и невозможное, чтобы она смогла вернуться к нему.
– Я перестаю понимать тебя. Как он
