Динас с волнением и ожиданием наблюдал за Друстом. Сенешаль давно подозревал, каков будет не-человеческий облик сына Ирба… или точнее его сейчас назвать внуком Рианнон. Динас подозревал – а Марх, похоже, знал. И прислал племяннику более чем щедрый подарок.
Он прислал ему возможность выйти за пределы человеческого тела.
«Ну? – закусывал губу Динас. – Сможешь? Нет?»
Телесный облик сенешаля начал таять и расплываться: Динас уходил туда, куда – быть может! – Друст наконец-то выйдет сам. Динас уже видел там смутный облик белоснежного жеребца – и отнюдь не того коня, которого Марх подарил племяннику.
«Ну же! Давай! Я встречу тебя! Давно пора, малыш! Не бойся!»
И вдруг на Динаса словно обрушилась огромная волна. Шторм, взявшийся ниоткуда, смертоносная стихия, сметающая всё… Не сразу он понял, что это – память Друста.
– Я… – голос Друста был хриплым; воин всеми силами скрывал злость, – я благодарен королю за этот подарок. Но конь нам понадобится на дозорном утесе. Если приплывут саксы…
– Я понимаю, – кивнул Динас, с трудом переводя дыхание. И невольно спросил: – Это было так страшно? Смерть твоего отца?
Друст сглотнул:
– Да.
– А чем провинилось бедное животное?
– Ничем, – племянник Марха ответил резко, не собираясь обсуждать свои переживания. – Конь нужен дозорным, а не мне.
Динас молча кивнул.
* * *Снова лето. Изнуряющие тренировки. Лучшим награда – отлучиться с заставы на день (кажется, зимой справим еще несколько свадеб), худшим наказание – быть «саксами», снова и снова плавать с плотами.
Первый и в стрельбах, и на мечах, и на копьях – всегда командир. Изнуряющий себя упражнениями так, что любому ясно: он бежит от какой-то беды. От утраты, от горя.
Но ведь это не любовь к королеве?… ты же знаешь, говорили, что он… и что король потому и отослал его… да мало ли что говорили, если бы король хоть заподозрил измену, он б не отослал, он бы казнил его!.. а может, он огласки не хотел?..
Воины могут болтать что угодно – шепотом, пока Друст не слышит.
Осень прошла, как прежняя, да и зимой ничего интересного не ожидалось.
Женатые дружинники проводили это время в рыбацком поселке, остальные сидели в «саксонской бухте», делали стрелы, слушали песни Друста… да, нашлось новое развлечение: просчитывать ходы нападающих саксов.
Если бы те напали.
– Так, – сказал Друст, поставив две кружки пива на стол, – это наши два утеса.
Он обмакнул палец в одну из них, провел по столешнице темную линию.
– Это берег.
Воины сгрудились вокруг. Друст взял несколько сушеных селедок, положил на дальний край стола.
– Это – корабли саксов.
Кто-то хмыкнул.
– И вот они плывут… – Друст передвинул селедки, – мы стреляем зажженными и…
– И они быстренько тушат пожар, – скорчил рожу Горхир.
– А мы по ним – боевыми! – со смаком рявкнул Круидне, всаживая в селедку кинжал.
Друст выдернул клинок, подвинул рыбину вперед:
– Они все равно высаживаются. Их мало, но всех в море мы не перебьем.
Фортренн бросил на стол несколько готовых наконечников для стрел:
– А на берегу их встретит еще один отряд!
Друст скривился:
– Ага, из Аннуина.
– Почему? Наши. Десяток-другой.
– Смертники.
– Ну и что? если саксы придут – мы все смертники.
Друст смел наконечники рыбиной, продвинул остальные. Прикусил губу:
– Наше дело скверно. Воины с первого корабля разбили нашу береговую засаду, мы, конечно, тем временем подожгли второй и даже третий корабль, но – остатки воинов с первого зашли к нам в тыл. И это – всё.
– Это сейчас – всё! – рявкнул Ургест. – Надо просто обнести лучников стеной с берега. И проход оставить – для одного! И пусть хоть сотня саксов зайдет к нам в тыл – нам будет всё равно, как стрелять – в море или по суше! Мы их всех перебьем!
Мысль защитить утесы с тыла так увлекла всех, что воины не стали дожидаться весны и ясных дней. Если не хлестал дождь – они таскали камни, строили стены вокруг постов.
Прошло то время, когда Друсту надо было убеждать их трудиться на этих утесах. Теперь они делали всё сами – просто потому, что привыкли думать об этих скалах, как о пограничном рубеже.
Теперь бухту охраняли две неприступные башни, способные держать круговую оборону, пока не кончатся стрелы.
То есть очень, очень долго.
…А в мире наступала весна. Зеленела трава. Где-то в холмах блеяли овцы. Море успокаивалось после зимнего безумства.
* * *…Когда Горхир увидел далеко в море четыре темных рыбины, плывущих почему-то не под водой, а над ней, – он не сразу понял, что это. Этого не могло быть. Два года, два несказанно долгих года фраза «вот приплывут саксы» была заезженной шуткой.
И – приплыли.
То есть – еще не приплыли. Маленький отряд еще успеет подготовиться к встрече.
Впрочем, к ней всё давно готово.
Горхир сбежал с утеса, вскочил на коня – удивленное животное заржало, не понимая гнева и спешки всадника. Грохот галопа по горной тропе, одна гора позади, маленькая бухта, еще скальник, еще…
– Горхир! – закричал Дремидид, указывая на крошечную белую точку вдалеке.
Этот крик всё сказал отряду Друста. Из воинов, сосланных на безделье, они вмиг превратились в смертников.
Друст отложил недоделанную стрелу, встал. Бойцы окружили командира.
– Принести вина! – приказал сын Ирба. – Выпьем напоследок. Заката нам уже не увидеть. Но эти воды станут красны не только от нашей крови.
Сбегать за мехом было недолго.
– Я пью за нашу смерть! – крикнул Друст. – На погибель саксам! И да славится король Марх! Да славится Корнуолл!
– Корнуолл! – взревели пятьдесят глоток.
Кромка смерти: Друст
Ты же хотел меня казнить, дядя. Конечно, ты слишком благороден, чтобы отдать прямой приказ.
Радуйся: сегодня саксы исполнят твой приговор.
Знаешь, так будет лучше всем. Ты получишь племянника-героя, павшего в бою с многочисленным врагом. Это повод для отцовской гордости, верно? Не предатель, овладевший твоей женой и за это приговоренный, нет. Славная гибель наследника, которой тебе не придется стыдиться.
Так будет проще и мне: тоже ведь не хочется умирать как преступнику. Я любил тебя, государь, – пока Эссилт не встала между нами. Я погибну в бою. За Корнуолл. За тебя.
Нам не победить этих саксов – Горхир говорит, их четыре корабля. Три сотни воинов? Четыре?
Нам не победить – но ты увидишь, государь: больше половины врагов останется на этом берегу. В этой бухте, такой удобной для высадки. А с остальными ты без труда справишься потом.
У меня было два года, чтобы подготовиться к моему последнему бою.
Я был плохим сыном, но остаюсь хорошим воином.
Прощай.
Два года непрестанных учений сделали свое дело. Лучники разбежались по своим утесам, распаковать запасы стрел было делом минуты, масло наготове, огонь зажечь недолго… Засада притаилась, где положено.
Бухта, такая удобная для высадки, выглядит совершенно безлюдной и столь же безопасной.
Из-за утеса выплывает первый драккар… хорошо выплывает, точно как на учениях… всё знакомое и привычное,
