Друст – на правом утесе – окунает обмотанные паклей стрелы в масло, зажигает… командир уверен: на левом утесе делают то же самое.
Приказа не нужно: огненные дуги прорезают небо с двух сторон.
И сразу, ливнем, – боевые стрелы.
Саксы сейчас очень заняты: они тушат пожар на корабле. Им не до броней и тем более не до щитов.
А стрел за два года бездельничающая дружина сделала изрядно.
– Говорят, у них принято уходить к своим богам – в огне, – хмыкнул Хенвас.
– Там – четыре корабля, – одернул его Друст.
– Так зажарим все четыре, – со смехом отвечал воин.
Первый драккар тем временем справился с огнем, саксы разобрали щиты, и бритты стали беречь стрелы: как ни велики запасы, но глупо стрелять по стене щитов. Вот когда саксы начнут высадку – они снова станут уязвимы…
Из-за утеса показался второй драккар. На нем уже поняли: берег защищают – и поспешили разобрать щиты.
– Не стрелять, подпустим ближе! – процедил Друст сквозь зубы.
А вот с левого утеса полетели огненные стрелы. Но это и правильно: им ближе до врага.
С первого корабля выпрыгивали на мелководье, и Друст, велев Гуидре и иже стрелять огненными по второму драккару, сам прицельно бил боевыми по высаживающимся.
Еще два драккара впереди.
Еще есть время.
Еще есть стрелы.
Марх вздрогнул.
Это была боль, как от раны – хотя ничего не коснулось тела короля.
Рана, нанесенная Корнуоллу. Враги. Битва на границе.
Король прикрыл глаза, вслушиваясь в свою страну.
Юг. Берег. Друст.
Пятьдесят – против сотен врагов. Те, кого он послал на смерть.
Марх не размышлял. Всё, происходящее в мире людей, и даже риск быть пораженным Гвином – всё лишилось смысла по сравнению с гибелью ни в чем не повинных воинов.
…Огромный черный жеребец вздыбился, разбивая копытами грань миров, – и поскакал на юг, по не-человеческому Корнуоллу, мимо стен древних великанов, мимо вспугнутых сидхи и прочей нелюди, мимо… он выныривал в мир людей, чтобы сбить со следа Гвина, если тот учуял его здесь, черной молнией проносился через перепуганные деревни и снова прочь, к нелюди, потом к людям, снова… на юг, на берег, туда, где в неравном бою гибнут его воины, где Друст… предатель и всё-таки – сын… на юг, будьте вы все прокляты, на юг!
На берегу кипела битва. С первого корабля не больше трети воинов могло биться, но силы их всё равно превосходили жалкий отряд нижней засады.
Друст рвался туда, вниз, где бились и погибали его товарищи, – но понимал: нельзя. Лучники могут гораздо больше. Лучники должны, обязаны дождаться еще два корабля. Поджечь, перестрелять.
А погибнуть в сече – это они всегда успеют.
Одни стреляли по второму кораблю, другие готовились пустить огонь на третий… уж близко, уже почти…
И тут произошло чудо.
Чудо, которое бывает лишь в древних легендах…
Ниоткуда на берегу возник черный жеребец. Зубами и копытами он раскидал саксов, но не задержался в схватке, оставив недобитых врагов воинам Корнуолла, – он поскакал к морю и дальше – по волнам как по равнине.
– Государь!! – закричал Друст, сейчас счастливый больше, чем когда-либо в жизни. – Мааааарх!
Король не оставил их погибать.
И этот клич – «Ма-а-арх!!» – подхватили все корнуольцы, с новой яростью рубя еще уцелевших саксов и стреляя по их кораблям.
Марх промчался по волнам ко второму кораблю.
Двадцать рядов скамей, двадцать весел с борта. Черный жеребец поскакал по лопастям весел – и лучники на утесах захохотали, видя, как саксы рыбкой летят в море, не успев заранее выпустить весла из рук.
Но другой борт вражеского корабля уже опомнился – и в черного коня метнули не меньше десятка боевых топоров.
Попасть было нелегко, и всё же… один топор угодил в круп, другой в ноги, третий резанул Коня по шее.
– Отец! – Друст закричал, не помня себя. Он стрелял по саксам, стрелял точно, как никогда, стрелял, будто они стояли перед ним в десяти шагах, а не были там, в море…
Он стрелял и кричал, разрывая в кровь углы рта: на его глазах черный Конь, истекая кровью, ушел под воду, и море сомкнулось над ним, и только кровавое пятно на волнах осталось там…
– Не-е-ет!! – корнуольцы орали, не слыша самих себя, и – били по саксам.
Кромка бытия: Марх
Море – жизнь моя, кровь моя солона, как море, волны моря текут в моих жилах…
Владычица бездн морских – мать мне, хозяин морей – отчим мне, бесстрашный мореход – мой отец.
Море – жизнь моя.
Я – оборотень, как все морские. Так поют барды, и правду поют они. Невозможно рассечь волну. Не убить морского оборотня.
Море – жизнь моя.
С волнами смешивается моя кровь, как волна срастается моя плоть…
Ничто не поранит море.
Ничто не поранит Морского Коня.
И когда Черный Конь – без единой раны на теле – взвился из воды, взметая фонтаны брызг, тогда – завопили все. Бритты – от восторга, саксы – от ужаса.
Марх промчался по палубе того корабля, с которого его только что пытались убить, раскидывая врагов, в кровавое месиво мозжа их тела… а после поскакал по волнам к третьему кораблю, спешно разворачивающемуся прочь от этих берегов, где из моря восстают бессмертные чудища.
Не помогло: вороной конь настиг их и проскакал по их веслам. Десятки саксов полетели за борт. Прочие пытались метать в него топоры, но… они уже знали: не поможет. Их руки дрожали, оружие летело мимо. Конь получил лишь несколько легких ран – один раз окунуться, и не останется и следа.
Оказавшиеся в воде саксы вопили. Одни плыли к берегу, чтобы вступить в бой с бриттами, другие надеялись доплыть до третьего корабля (четвертый, не дожидаясь огня и черного чудища, спешно разворачивался прочь).
Друст понял: лучникам больше нечего делать. Два корабля удирают, уцелевшие с первых бьются на берегу. И его, командира, место – внизу.
Сын Ирба выхватил меч, с воплем «Марх! Корнуолл!» помчался по камням. Его лучники – следом, и можно было не сомневаться, что и с левого утеса так же спешат в схватку.
Саксы бились бешено. Смертниками теперь были не бритты, а желтоволосые захватчики. В этой земле чудищ им оставалось лишь подороже продать свою жизнь. Уйти в Чертог Мертвых Героев, к Водану – с великой славой.
Марх прискакал к берегу. С гребня волны как с холма он видел: силы почти равны. Остатки команд двух кораблей – против отряда Друста. Почти равны… и в этом кровавом месиве не сразу отличишь бритта от сакса.
Король собрался с силами перед тем, как ринуться в битву, но…
…но случилось еще одно чудо. Ослепительно серебряное.
По следам Марха сюда примчался Гругин. К самому интересному Кабан, конечно, опоздал – и сейчас с лихвой наверстывал упущенное.
Победа стала лишь вопросом времени. Недолгого времени.
Живых саксов осталось немного. Все
