Друсту было не до веселья. Заклятье, спавшее с него, захлестнуло волной стыда. Наследник Марха винился даже не перед дядей, в глубине души понимая, что тот всё знает и всё уже простил, – он стыдился перед собой. Он предал не Марха – он предал себя. Он совершил проступок, идущий вопреки всему, чем дорожил сын Ирба.
И этому не было искупления.
Король может простить. Но простишь ли себя сам?
Нет.
Светало. Ночная синева сменилась предрассветной серостью.
– Холодно, – пожаловалась Эссилт.
Марх крепче прижал ее к себе, как мог укутал полой плаща, на котором они лежали.
– Вернемся в замок? там согреешься, – улыбнулся он.
– Не хочу… – проговорила она. – Там всё… прежнее. Марх… давай уедем куда-нибудь… надолго…
– Отдохни, девочка моя. Ты устала. Спи.
Кромка счастья: Марх
Мой маленький рыжий котенок. Кусочек живого тепла. Огонек, у которого можно согреться душой.
Три года назад ты была с Друстом, а я был с Ллиан. Не думаю, что ты была счастлива с ним, одурманенная заклятьем, но знаю твердо: все века, проведенные с Ллиан, я променял бы на один этот Бельтан. Впрочем, Ллиан права: лепестки яблонь опадают быстро, а плодам зреть и зреть. Прошлое ушло, и у нас с тобой впереди, моя девочка, много-много Бельтанов. Да, впрочем, нужен ли нам Бельтан, чтобы быть счастливыми?
Ты не хочешь возвращаться в Тинтагел. Знаешь, Эссилт, я тоже не хочу.
Я слишком долго был королем. Долго… долг… долгий долг лгал о должной доле… Устал! Я имею право быть собой, а не пешкой… пусть не пешкой, пусть ферзем! – но в игре Арауна, моей матери и прочих.
Мы уедем, Эссилт. Мы уйдем. Мы с тобой имеем на это право.
Динас!
Сенешаль пришел мгновенно, послушный касанию мысли.
– Да, Марх?
Тот встал, не стыдясь своей наготы:
– Мы с Эссилт уйдем. До Лугнасада… или дольше.
– Да, – короткий кивок.
– Передай Друсту: я его ни в чем не виню. Он был жертвой заклятья, он не предавал меня. Я всё знаю.
– Я передам.
– Он – наследник и наместник.
– Я скажу.
– Ступай.
Кромка беды: Динас
Жена тебе дороже племянника, Марх, и глупо спорить с тобой. Я не скажу тебе ничего, хотя я знаю, что ты совершаешь ошибку.
Кажется, первую ошибку за все эти века.
Тебе не хочется говорить с Друстом о его предательстве. Не хочется выслушивать сбивчивое признание, краснеть и видеть, как краснеет он.
Да, я понимаю: проще переговорить через меня.
Но проще – не значит правильнее.
Он не признается тебе в своей вине. Он смолчит – как смолчал ты, не выслушав его.
Стена лжи между вами останется.
Кромка мироздания: Эссилт
Любовь накрыла нас, как волна накрывает прибрежные камни. Лишь изредка мы выныривали из нее, с трудом понимая, где мы и что вокруг.
Это были места далеко от Тинтагела, Марх называл их, но я не смогла запомнить ни одного. Всё чаще мы оказывались не в мире людей, а… я спросила Марха, это ли легендарный Аннуин, а он рассмеялся и сказал, что это такой же Аннуин, как предместья замка – королевские покои.
Это был всё еще Корнуолл – но другой. Там редко встречались люди, зато танцевали сидхи, веселились духи лугов и пустошей… запомнить названия всех эти существ было еще труднее, чем человеческих мест.
В этом другом Корнуолле всё было пронизано силой… нет, иначе: всё и было силой. Она была, словно струны арфы: чуть тронь – и польется музыка.
Когда Марх ласкал меня… даже когда просто смотрел влюбленным взглядом, так, что по телу пробегала сладкая дрожь, – я чувствовала, что эта незримая арфа откликается, вибрирует, звучит, что в Корнуолле что-то меняется – просто потому, что Марх любит меня, а я счастлива, безумно счастлива с ним.
Кромка судьбы: Друст
Наследник. Наместник.
Прекрасные названия для нынешнего безделья.
На меня возложено бремя правления, но я, безусловно, оправдаю надежды моего дяди и государя. Хорошо звучит! Добавить к этому, что Динас готов мне помочь в несении оного бремени…
Смешно!
Кажется, Корнуоллом сейчас вообще не нужно править. Не приходят жалобщики, ища суда. Не доносят о преступлениях. Даже на границах всё спокойно, будто саксы провались в свою Хель все разом… то ли дядя так сильно тогда напугал их, то ли – нынешняя благость растеклась и по прибрежным водам.
В народе говорят – «королевино лето». Всё наполнено любовью – и сердца людей, и плоть животных, и соки земли. Стада множатся, осенью нас ждет невиданный урожай, а к весне народится столько детей, что в Корнуолле станет тесно жить.
О них говорят. Их видели то там, то здесь. В священной наготе, которую прикрывают только волосы, – сияющее золото у нее, темная медь у него.
И я солгу, если скажу, что не ревную. Только это неважно. Это мелочи по сравнению со счастьем короля, королевы и всей страны.
Всё наконец-то свершилось, как и должно быть. Я вез Эссилт дяде – и только теперь отдал.
Они лежали в свином закуте. Рядом хрюкало и пыхтело нечто толстобокое – стадо до сих пор не выгоняли в леса или на пустоши, надеясь на то, что Король и Королева придут и своей любовью благословят этих свиней (отнюдь не священных и не чудесных, но таких вкусных зимой!).
Марх негромко рассмеялся.
– Мм? – приподняла голову Эссилт.
– Я подумал: прежде ты бы ни за что на свете не согласилась ночевать посреди свиней.
– А тут свиньи?
– Ты не заметила?
Вместо ответа она потерлась щекой о его грудь. Он улыбнулся:
– Тут свиньи, там овцы… люди стелют для нас ложе посреди своего скота или в амбарах. Наша каменистая земля скоро станет плодороднее жирных заморских равнин.
Она снова не ответила.
– Счастье мое… – прошептал Марх, мягко перекатывая ее на спину.
Она была блаженно-послушной, но вдруг, открыв глаза, спросила:
– Что это, Марх? Что с твоим лицом?!
По лицу короля Корнуолла – да, впрочем, и по всему телу – синими зигзагами пламенел узор.
Кромка миров: Араун
Со времен Пуйла я не покидал Аннуина. Не думал я, что так легко смогу войти в мир людей теперь, когда он стал так далек.
Но сейчас пройти легко. Спасибо твоей златокудрой Королеве, Марх.
