И эта ночь, самая короткая ночь в году, – это твое торжество. Это торжество твоей жены.
Полыхают костры в рост человека. Горят костры и у нас. Только у людей они изжелта-алые, а у нас больше серебристые. Мне легко идти по этим кострам через мир – как по камням через реку.
Ну же, Марх. Я жду тебя. Познакомь меня со своей женой.
Дай увидеть воплощенное пророчество Бендигейда Врана.
Полуночное небо не желало темнеть. Глубокая синева – и тысячи костров под ней. Оранжевых и белых, людских и чудодейных. Люди и нелюди вокруг них – где порознь, где вперемежку.
Золотом отблескивают рога Короля-Оленя.
Навстречу ему из синего сумрака выходят двое: смуглый мужчина, чье тело горит синими узорами, и нагая красавица, ослепляющая белизной кожи и золотом волос.
– Я приветствую Короля и Королеву Корнуолла, – Араун склоняет рогатую голову в поклоне.
– Друг, я счастлив видеть тебя! – Марху не до церемоний. – Это Эссилт.
Королева робеет – она не ожидала встречи с древним властителем Аннуина.
– Тебе больше не нужно ходить древними курганами, чтобы пробуждать силу? – усмехается Король-Олень, движением бровей указывая на узоры Марха.
– Курганы… не напоминай! Это было отчаянье, горе, ненависть… теперь я знаю, что подлинный путь к силе – несравнимо короче. Жаль, Ирб не дожил…
– Ирб был великим человеком, – кивает Араун (Эссилт невольно вздрагивает, когда он наклоняет свои огромные рога). – Впрочем, человеком он не был.
Оба замолкают, а потом пламя костров вспыхивает ярче, и Король-Олень говорит:
– Судьбы миров мы будем решать с вами позже, но ты видишь, Марх: мы перехитрили Гвина. Пусть ты не можешь придти в Аннуин, но я легко пришел сюда.
– И что теперь? – хмурится Конь.
– Не сейчас, – качает головой Араун. – Ты хочешь забыть обо всем, кроме любви, – так забудь. Ты думаешь, что сейчас живешь для себя, – но от этого Аннуину больше пользы, чем от веков усердных усилий.
Небо стало светло-голубым, листва из черно-зеленой превратилась в серую.
Марх и Эссилт обнаружили, что лежат в высокой траве… то ли в мире людей, то ли в Волшебной Стране… пока неясно, да и неважно.
Эссилт медленно проводила пальчиком по рисункам на теле мужа. Марх посмеивался в бороду, довольный.
– Откуда это? – спросила королева.
– Стараниями Ирба, – отвечал он. – Давняя история. И мрачная. Потом расскажу.
– Я не о том. Откуда они взялись – сейчас?
– Нравится?
– Очень. Ни в одной одежде ты не будешь выглядеть величественнее.
– Это сила, девочка моя. Росчерки силы. Северяне рисуют на себе такое вайдой – мечтая получить хоть малую толику этого. Но подлинный узор силы проступает сам. И краски здесь не нужны.
– А почему же раньше..?
– Хм… потому что, – горько усмехнулся Марх.
Несмотря на столь скудный ответ, Эссилт поняла.
– Это – боевое? – спросила она. – Только для мужчин?
– Хочешь получить такой же? – рассмеялся Марх.
– А возможно? – блеснули ее глаза.
– Не знаю. Твоя сила – иная. Ты в своей наготе прекрасна, как богиня.
Кромка миров: Эссилт
Странно.
Я ведь почти две луны хожу нагишом. И ладно бы перед жителями Волшебной Страны – они не стыдятся того, что смущает людей.
Но я точно помню: мы так появлялись перед людьми. И крестьянами, и эрлами… Нагие – и это было правильно.
Как странно. Ведь скажи мне кто в Ирландии… да что – в Ирландии, даже здесь до Бельтана – скажи, что я должна буду выйти к людям без одежды, так я бы скорее умерла, чем допустила бы подобное!
Кромка миров: Марх
Девочка моя. Всё так и есть: пока ты была человеком среди людей, ты была стыдлива, как и подобает. Да, ты бы и под страхом смерти не показалась нагой.
Но теперь ты не человек.
Нет-нет, не перебивай. Выслушай. Ты не стала сидхи, богиней… никем из жителей Волшебной Страны. Ты теперь – Королева. Это больше, чем богиня.
Ты – земля Корнуолла. Сила земли. Как и я.
Мы с тобой – разные стороны этой силы… объяснять долго, да и скучно. Я скажу иначе.
Мы – больше, чем два смертных. И больше, чем два бессмертных.
Мы и есть сейчас – Корнуолл.
Плодородие его земли, покой его жизни, мир его границ. Это мы с тобой.
А Корнуоллу не нужна одежда смертных.
– И нам теперь всегда ходить нагими? – осведомилась Эссилт, по-женски взволнованная этой темой.
– Пока для тебя это важно – да.
– А потом?
– Потом… когда для нас не будет разницы, в каком мире быть и как там выглядеть, то мы и станем в каждом из них одеваться подобающе. Всё-таки смущать людей наготой не стоит.
Кромка судьбы: Друст
О вас приходят вести… Вы счастливы, в стране – покой, и кажется, впервые за эти три года покой пришел и в мое сердце.
Рано или поздно вы вернетесь в Тинтагел – и больше не будет стены лжи между мною и тобой, дядя; я смогу спокойно смотреть на Эссилт – на чужую жену.
Безумие этих лет кончилось. Словно зажила рана – та, отравленная. Только ту исцелила встреча с Эссилт, а эту – разлука с ней.
Я слышу рассказы о ней и дяде – и ни ревность, ни вожделение не жгут меня.
Я свободен. Я исцелен от яда, выпитого на корабле.
И я смогу любить вас обоих – как подобает сыну любить отца и его молодую жену.
* * *…отпылали костры Лугнасада. Начиналась осень. Дни еще жарки, но звездные ночи холодны.
Лето миновало, и вместе с ним ушло безумие страсти. Снедавшее плоть желание было утолено, и осталось то, что связывает не тела, но души. То, что и называется простым словом – любовь.
– К холодам нам придется вернуться в замок?
– Девочка, нас никто не заставляет.
– Я знаю, но… я чувствую: ведь надо?
– Да. Так будет лучше.
Они идут под полнозвездным небом. То тут, то там его прочерчивают падающие звезды – и Эссилт по-детски тянет руки, словно пытаясь поймать серебряную искру. Марх смеется.
– Я никогда раньше не видела таких звездопадов. Это тоже – наше чудо?
– А ты раньше много гуляла августовскими ночами?
– Не-ет… – огорченно отвечает она. – Значит, так – всегда? И волшебства в этом нет?
– Волшебство не в звездопаде, Эссилт, а в том, что мы видим его. Волшебство дремлет в нас самих. Надо лишь разбудить его.
– Так? – она проводит пальцем по синим извивам рисунка на его груди.
– Так, – кивает Марх.
Кромка осени: Марх
Холодно. Осенний ветер плетью хлещет по нагому телу.
Это несказанно приятно, хотя девять человек из десяти сказали бы иначе.
Ты не замерзла, моя девочка? Вижу – нет: тебя греют твои длинные роскошные волосы. Но еще лучше тебя греет обретенная тобою сила. Ветер, от которого ёжатся люди, тебе теперь не страшен. Ты сейчас и по сугробам бы прошлась.
Тебе понравилось ходить нагой. Ты сбросила с себя привычки мира людей, как путник скидывает поклажу и с наслаждением расправляет плечи.
Тебе будет трудно снова заставить себя надеть платья? надеть весь ворох человеческих правил? Весь ты уже не наденешь,
