– Да почему это я-то сразу! – возмутился Табашников.
– Похоже. Тоже ушёл будто в ватных штанах. И с берданкой. Сторожить свой дом, – смотрел перед собой Агеев.
– Тьфу!
Поднялись, затушили окурки в специальном ведре с водой, вышли, наконец, за ворота.
После двух кварталов по Широкой свернули на улицу Седина.
Показался кирпичный одноэтажный дом. Явно нежилой. С закрытыми облезлыми ставнями. Рядом с воротами, на железном заборе, неожиданно увидели аршинные изломанные буквы. Напрысканные из баллончика чёрной краской:
Этот дом по подложным документам арестовал и присвоил себе судья Мерзляков.
Будь ты проклят гад!
Агеев повернулся к другу:
– Вот это да-а, и жильё отобрали, и теперь ещё и посадят. Ты видел эту надпись раньше? Ты же здесь ходишь.
– Нет, не видел.
– Ну всё. Уже ищут несчастного. Точно. В какое время мы живём! Что творится вокруг, Женя!
Уходя, долго оборачивались. Беспокоились о судье Мерзлякове. И что теперь делать ему? С забором? Затирать надпись или весь забор сразу красить? А если диверсанта не поймали – тот ведь снова напишет. Большой геморрой теперь у судьи Мерзлякова, мать его!
– Да ещё и в сеть видео выложат, – добавил беспокойства Табашников. Дескать, геморроя-то Мерзлякову сразу резко прибавится. А?
– Точно!
Уже посмеивались. А потом и хохотали. Хоть так гадов прищучивают! Хоть так достают! Впрочем, прославляй всех теперешних мерзляковых, не прославляй, с них – как с гуся вода.
– Как с десятков тысяч гусей вода, – тут же подсчитал и выдал полные цифры Табашников. Прямо бухгалтер. С дипломом. (Въедливый.)
– Точно, Женя.
Наконец дошли до магазина строительных материалов.
Внутри ходили вокруг ванны с ножками. Настоящей ванны – чугунной, матово-белой внутри, прочной. Лежи в ней, как в люльке. Купайся, от радости хлопай воду!
Агеев быстро обмерил всю – точно встанет на место душевой кабины, которую к чёртовой бабушке! Даже зазоры у стен будут. Ну, Женя? В кассу?
Но Табашников колебался.
– Нет, Гена. Дорого для меня.
– Да бери! Поставим вместе за день!.. Давай половину я добавлю, возьму у Андрея и добавлю. Потом отдашь. А?
Табашников представил Андрея, как тот хмурится, прежде чем дать отцу деньги – поспешно сказал:
– Нет. Не по зубам. Извини.
– Так какого ты чёрта тащил меня сюда?
Табашников говорил в оправдание, что просто цен теперешних не знал. Добавил:
– Да я уже и привык к кабинке. К душевой. Заскакиваю в неё как козлик. Помнишь твоё пожелание?
– Дурак ты, Женя. Честное слово.
Вернулись к Табашникову. В кухне Агеев сидел в плаще, молчал, но домой не уходил. Точно из упрямства. Никак не мог отойти от облома в строительном. День насмарку. Ведь договорились же купить!
Табашников чувствовал себя виноватым. Молчком гоношил обед, зная, что Агеев никуда не уйдёт, пока не выговорится. В телевизоре, понятное дело, – передача.
Видимо, полулегально, подняв старые связи, опять появился на «Культуре» человек нелояльный к властям, изгнанный со всех федеральных каналов. Кучерявый, упитанный, сидел в кресле косо, ухватом, со скрещенными ножками. Ранее всегда весёлые карие глаза цыгана грустили. (Человеку надоело бороться, вбивать дуракам простые истины.)
Табашников отставил сковородку, оживился:
– Послушай, послушай, что говорит!
Агеев посмотрел:
– А, этот… Такой грустной попой весело не пукнешь.
Табашников захохотал: ну ты скажешь!
– Не я это сказал – одна умная женщина. А если серьёзно – конечно, тоже умный, конечно, хорошо образован. Однако всё у него почему-то по верхам. Хватается за что угодно. За политику, за искусство, за литературу. Кто-то сравнил его с человеком-оркестром, работающим на бульваре. Одновременно он и поёт, и в губную гармошку дует, и бренчит на банджо, и барабан с тарелками у него за спиной ухает.
– Да ты послушай его. Верно же говорит.
– Возможно, Женя, возможно. Только я тебе отвечу словами такого же диссидента, как и этот говорун. Не совсем точно, по памяти: «Не бойтесь мора и глада, а бойтесь только того, кто скажет: я знаю, как надо!»
Потом обедали. В телевизоре опять дрались, матерились необразованные примитивные некрасивые люди. Мужского и женского пола. Люди русского дна.
Табашников хотел выключить. Но Агеев придержал его:
– Погоди. (Ликбез Агеев не закончил.) Ты вот не любишь такие передачи. А ты не задумывался, почему показывают всё это в прямом эфире. Почему идёт такое бесстыдство сейчас на телевидении. Почему находят и привозят таких людей. И выставляют на позорище всемирное? (Табашников, естественно, не задумывался. Куда ему!) А всё просто, Женя – для рейтингов телеканалов. Чтобы привлечь как можно больше зрителей с разинутыми ртами: ух ты! во дают! Чем больше людей смотрят такое, тем выше рейтинг у телеканала – тем дороже реклама на нём. Деньги там крутятся немалые. Деньги. Понимаешь? (У Табашникова будто сдирали душу – две бабёнки рвали друг у дружки волосы.) Все телеканалы дерутся между собой за рейтинг. Вот как эти две тётки. А как его поднять, как привлечь зрителей? Только низменным, грязным. Высокое, чистое, вечное – не катит уже. Давно его похоронили. Ещё в 90-е. Цензуры никакой. Показывай, что хочешь. Вот всю грязь и вытащили на экран.
Агеев смотрел на дерущихся и разнимающих:
– Раньше подобное смотрели только про артистов, про звёзд. Про их скандалы и интриги. А сейчас кто-то ушлый придумал и двинул новую тему. Оказывается, простой человек любит смотреть не только про звёзд, но и про таких же, как сам. Целые группы телевизионщиков рыскают по стране, выискивают необразованных глупых простых людей, привозят в Москву, и те выворачиваются наизнанку, до белья, до потрохов, до полного позора перед всем миром. Ну а рейтинг во время таких программ у каналов резко подскакивает. Рекламодатели лезут, дерутся за место в них. Денежки каналам текут. Текут рекой. И как итог всего – телевизионные бонзы потирают руки. За кулисами. Вот и фокус весь. Деньги правят на этом балу, Женя. Только деньги. Ну а теперь – выключай.
<p>
<a name="TOC_id20241363" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20241364"></a>5
Наутро Агеев пришёл весёлый:
– Сегодня сложное магнитное поле. Всем гипертоникам, всем аллергикам прятаться под кровати! Зажмуриться там и не выглядывать! Ни в коем случае!
Пить чай отказался, дома попил, но сидел за столом и продолжал выдавать:
– Я шёл к тебе и придумал хорошее название к американскому фильму – «Обыкновенный засранец». Правда, оригинально?
Табашников смеялся. Но как-то больше по обязанности. Был чем-то озабочен.
Хохмач решил добавить:
– Как ты думаешь, можно это название продать? Купят его в Голливуде?
И тоже – только ухмылка у Табака. Странно. Тогда Агеев взялся за старое – как сваха подпёрся кулаками:
– Когда же мы женим тебя, Евгений? Ведь мужик без жены – что дуб без дятла?
Оценивающе смотрел на кумпол друга. Пожалуй, на целый ствол дуба не потянет, а за добрый кусок его да с дуплом – сойдёт вполне.
– А, Евгений?
Табашников сказал наконец:
– А ты про себя подумал? Ведь если я
