– Точно – дятел сразу шлагбаум поставит. Как же я это упустил?
Курили. Опять на скамейке у крыльца. Агеев не умолкал: «У меня работал бригадир Коля Рыбин. Так тот вполне серьёзно уверял всех в перекурах, что тряска рук у стариков и старух (старческий паркинсон) – это им наказанье божье. За то, что в молодости занимались рукоблудием. Ага! Бог сказал им: теперь трясите башкой и рукой до самой смерти, придурки! Как тебе такое научное умозаключение простого бригадира? Ха-ха-ха!»
Соседский собачонок-пустолайка тоже заливался, лаял у соседа Ивана. Где-то за забором. Просто так. Целыми днями. Словно чтобы лай свой не забыть.
– Тебе он никого не напоминает? – спросил Табашников.
– Ты о ком? – не понял Агеев. Даже заоглядывался.
Ясно. Не допёр. Болтун семиламповый. Табашников плюнул на окурок. Вдобавок бросил его в ведро с водой.
– Ты сердишься на что-то, Женя? Я что-нибудь сказал не то?
– Не в тебе дело, Гена. Мне надоели все эти кугели, все эти краснодары. Похоже, мутотень эта не закончится никогда. Опять видеть завтра все эти канцелярские рожи – край! – Чиркнул рукой по горлу.
– Давай я поеду с тобой? Всё будет веселей.
– Нет, Гена. Ты уже наездился. И с Машей, и со мной. Сам справлюсь.
Пошли к крыльцу. Табак продолжал говорить: «Можно вынести всё, Гена: эти поездки, маршрутки, когда ты сидишь с ногами, будто схваченными на многие часы колодками. Все эти игривые указания около трёх берёзок «девочкам налево, мальчикам направо», когда даже коровы не узнают своего луга, уставленного жопами со спущенными трусами. Всё можно вынести, Гена, всё. Но видеть опять эти непрошибаемые канцелярские рожи…»
Агеев торопился за тёмной спиной друга, пропадающей в сенях, за его словами. Веселье и беспечность разом слетели…
Одетым в плащ и шляпку, с сумкой на ремне, вышел к дороге напротив дома в половине третьего ночи. Ходил, покуривал. Глядел в безлунную ночь, на вымершую Широкую, на раскидавшиеся в крепком сне домишки.
Заползал по улице свет фар – маршрутка. Приближалась. Подошла. Влез в открывшуюся дверь. Поздоровался (шофёр ни звука), назвал свою фамилию. Сел на первое возле двери место. Сумку сразу на колени. Повезло. Ноги не затекут. Когда тронулись – повернул голову. Как у проснувшихся собачек, мерцали глазки только двух женщин. Маршрутка ещё пустая.
Кружили по тёмному, еле освещённому городку из улицы в улицу. Люди по одному, по двое подсаживались. Говорили свои фамилии с именами и отчествами, шофёр ставил галку в списке. Некоторые то ли не знали порядков в маршрутке, то ли забыли их со сна, доставали сразу деньги, чтобы рассчитаться. И тогда шофёра как подменяли, оживлялся, к пассажиру поворачивалась мордочка со смеющимися, нарочито испуганными глазами:
– Ни-ни! Ни в коем случае деньги давать шофёру! Для этого есть специально обученный человек с высшим образованием. Он не спит, уже поджидает вас в тридцати километрах от Краснодара. В специальном месте. Шофёру – ни-ни.
Наконец загрузились полностью. Шофёр, включив в салоне свет, высунулся, пересчитал понурых баранов в тесных высоких креслах. Сразу выдал инструктаж приказным тоном: во время движения не вставать, местами не меняться, ни завтракать, ни обедать, воду пить можно, но туалет только два раза – первый «девочки налево, мальчики направо», второй на автозаправке перед Краснодаром. Вопросы есть? (Понурое стадо молчало.) Вопросов нет. Можно спать. Свет выключаю.
Уже когда совсем рассвело, стояли у железнодорожного переезда. У закрытого шлагбаума. Здесь всегда почему-то скапливалось много машин. Тётка в оранжевом жилете, смахивающая на толстый апельсин, стояла на высокой приступке будки, с торчащей трубкой жёлтого флажка в кулаке. Вроде капитана на капитанском мостике. Уставшему товарняку, казалось, не будет конца. Постукивал и постукивал. Наконец громкий стук оборвался, и замыкающий вагон утащил с собой гаснущий стукоток.
Тётка сразу начала накручивать колесо, поднимать шлагбаум. Тронулись. Перевалили через переезд, поехали, прибавляя и прибавляя скорости. Опять пошли кружить заледенелые, в обширных лужах поля и проноситься голые чёрные перелески.
Неожиданно пролетела мимо целая роща обкорнатых до последней ветки, сучка деревьев. Сразу метафора ударила. Изуродованная теперешняя жизнь. Превратили в таких же чёрных монстров-уродов. Взывающих к небу, не знающих как жить. Долго оборачивался, тянул голову.
Пожилая женщина, сидящая наискосок от Табашникова, поднялась со своего места и хотела протиснуться к шофёру.
– Сидеть на месте! – рявкнул тот и прибавил скорости.
Чуть погодя женщина опять приподнялась:
– Товарищ шофёр, остановитесь, пожалуйста.
– А, чёрт тебя! – Шофёр резко затормозил, выехал на обочину и открыл дверь. За женщиной, как по её команде, полезли наружу ещё несколько человек. И женщин, и мужчин. И старых, и молодых.
– Куда? Куда попёрли? – Шофёр подмигнул Табашникову, как соучастнику: – Во бараны! – Власть недоумка при руле была полной. Нетерпеливо начал сигналить. Люди выскакивали из разных мест, бежали или волоклись к маршрутке. На ходу приводя себя в порядок.
Когда все вроде бы залезли и сели на свои места – властитель высунулся, пересчитал головы. Пошёл рулить обратно на дорогу. И сразу погнал. Опять полетели назад поля во льду и висящие, как дырявые корзины, высокие деревья в перелесках. Изуродованных рощ больше не было.
Часа через два въехали на большую автозаправку с плоским зданием магазина за площадью.
– Внимание! – с подъемом начал шофёр. – Всем проснуться! Сейчас вас встретит специально обученный человек с высшим образованием. Приготовьте деньги. Специально обученный человек объяснит вам на пальцах, сколько надо платить. Он долго учился этому. У него два высших образования. Внимание! Специально обученный человек с высшим образованием! Встречайте!
В раскрытую дверь полезла грузная женщина лет сорока пяти.
– Ох, смотри, Семёнов. Дотреплешься. Полетишь с работы. Я долго терплю. Смотри.
Выхватила у проказника список, повернулась к пассажирам:
– Приготовьте, пожалуйста, деньги за проезд. Называйте, пожалуйста, свою фамилию и где сели в маршрутку.
Начала протискиваться в глубь тесной мышеловки, принимать справа и слева деньги и помечать в списке. «Вы где сели, бабушка? Как ваша фамилия?»
– У специально обученного человека всегда без ошибки! – не унимался юморист впереди. – Не волнуйтесь, граждане. Лишнего не возьмёт.
– Да заткнёшься ты или нет? – не выдержала грузная. – Мне что, Антонову всё рассказать? О твоём юморе?.. – Стала сдавать пассажирке сдачу: – Извините, пожалуйста. Он один у нас такой пламенный. На всю бригаду. Доиграется.
Злой юморист (стукнула-таки по носу, толстая стерва!) заправлялся бензином. И можно было нормально постоять в очереди в туалет. Переминаясь с ноги на ногу. В нормальный грязный туалет при магазине.
Ну а дальше ещё час катались по самому Краснодару. Пока не въехали наконец на автовокзал. На напутствия Семёнова «не лезть по головам! распродажа ждёт вас завтра!» уже не обращали внимания, поскорей выбирались наружу…
У подножия грандиозного, как «Титаник», здания ФМС оказался в половине восьмого. Словно застопорившись на очень длинном трапе, понуро стояла длинная очередь
