Из-за утреннего холода и начавшегося дождя дверь открыли раньше времени – без пятнадцати. Моряки, не толкаясь (опытные, наученные), потянулись по трапу наверх к входу в корабль. Потом все ждали восьми в бетонном придавленном накопителе, смахивающем на подземный платный гараж.
После того как отстоял ещё одну получасовую очередь на четвёртом этаже к стеклянному окну, где доложил, что прибыл для дактилоскопии, – получил талон в 325-й кабинет. Вся процедура снятия отпечатков пальцев в этом кабинете заняла меньше пяти минут. Хмурая женщина с чубом и в погонах валиком нанесла чёрную краску на подушки пальцев, каждый палец прижала к белой карточке, затем обе ладони на оборотную сторону карточки – всё.
Оттирал краску поданной салфеткой. Внезапно пробило: а почему, собственно, ему не сняли отпечатки дома, в местном ФМСе? Есть ли какая-нибудь разница в этой процедуре? Вежливо спросил об этом.
– Какая ещё разница? – На Табашникова смотрели глаза цвета мутного винограда. – Процедура везде одна.
Значит, это была очередная хорошая оплеуха от Кугель.
Видя, что мужчина медлит, с чубом крикнула мимо него:
– Следующий!
Обдумывал всё в каком-то зале. Сидел на сидении в коротком ряду. Как бы на кораблике небольшом. Как бы с борта его побалтывая ножками. Рядом и за спиной сидели такие же мореплаватели. Тоже обдумывали свою судьбу. И средних лет люди, и пожилые. Молодые теснились у стекла, у окон с обеих сторон зала. Появлялись ушлые димоны и егоры. Посредники. Кавказцы их сразу окружали, показывали свои бумаги, заглядывали в глаза. Подсовывали деньги. Как перцу женщинам под подол. Димоны и егоры тут же улетали. Чтобы без мыла пролезть куда надо…
Как ни странно, обратный путь показался короче. Никаких хамских поучений и клоунад Семёнова больше не было – двухчасовую маршрутку вёл другой шофёр. Нормальный. На автозаправке за городом «специальный человек с высшим образованием» спокойно собрала деньги, пожелала доброго пути. Если кого припирало, пробирались к шофёру, тихо просили, тот останавливался без разговора. У любого кустика или лесопосадки. Половина пассажиров дремали, другие от души закусывали, разворачивая еду на коленях. Табашников писал в блокнот с натуры за окном. Летящей, всё время меняющейся. Пока не стало темнеть.
Переезд миновали, пропрыгали – уже весь в огнях. Женщина-апельсин с флажком на капитанском мостике казалась раскалённой, словно светилась изнутри.
<p>
<a name="TOC_id20241578" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20241579"></a>6
На другой день за завтраком решил окончательно – нужно жениться. А что, на самом-то деле! Сколько можно! («Сколько можно» – что? Ездить в Краснодар? Гражданства не иметь? Или – просто любви женщины?) Агеев прав. Пора.
Часов в десять отправился на Таманскую. К Маргарите Ивановне. Журнал сдам. Да и новое что-нибудь возьму. Был одет в плащ стального цвета (в плащик), подпоясанный ремнём (ремешком). Из-за шляпки с бортиками – с резко увеличенными щеками, делающими лицо весомой гирей. В общем – жених.
Солнце в небе не радовалось, еле тащилось сквозь облака, словно тоже всё в гирях, но на душе у Табашникова было легко, грудь дышала свободно.
Чтобы скостить путь до Таманской, свернул на Седина. Интересно, закрасил Мерзляков свой забор или нет. Закрасил! Весь! Свинцовой краской! Но что за чёрт? Опять чёрная распылённая надпись. Свежая. Но оборванная прямо на слоге:
Этот дом по подложным докумен…
Вот это да-а. Табашников смотрел то на надпись, то на занавески в окнах дома, где Мерзляков уже живёт. Фантазия поскакала, рисовала картинки: непойманный диверсант только начал работать в темноте, подсвечивая себе фонариком, как на него навалились, скрутили, нараскорячку погнали к сразу подошедшей машине: попался, гад! И кипящий Мерзляков у ворот (почему-то в белеющих шерстяных носках и галошах – радикулит, подагра?) грозил кулаком вслед: я тебе покажу, мерзавец, мать-перемать! Пока его не увела в дом молодая жена (почему именно молодая?). «Успокойся, милый, успокойся. Тебе нельзя волноваться, у тебя давление». – «Я ему покажу! Мать-перемать!»
Поднялся наконец на крыльцо библиотеки.
При виде кавалера в шляпке и со щеками Колодкина и Гордеева привстали и осклабились. Как две тайные блудницы. С волоокими глазами.
– Рита! Маргарита Ивановна! – крикнули за спину, не сводя глаз с красавца. Словно чтобы тот не отступил, не удрал. А щекастый топтался на половичке, кивал, забыв про шляпку на голове.
Кузичкина выбежала из-за стеллажей и чуть не под руку повела Табашникова к библиотечной стойке (к Гордеевой и Колодкиной), тараторя:
– Проходите, проходите, Евгений Семёнович! Здравствуйте! Рады вас видеть! Рады! Давно не были у нас. Забыли к нам дорогу?
– Да нет, что вы. Читал повесть, которую вы мне рекомендовали, – смущался читатель, по-прежнему не догадываясь снять в помещении головной убор: – Вот, принёс журнал.
Речь шла о повести молодого писателя, уроженца Белоруссии. Который надёжно засел в Москве. Который поймал волну. Мелькал на телевидении, в газетах. Для понта к своей украинской (не белорусской) фамилии приставил имя-псевдоним – Саша.
– Ну и как вам эта повесть? Как вам писатель? – Кузичкина повернулась к товаркам: мол, слушайте, что сейчас скажет.
Читатель в шляпке (как припаяли её ему!) начал говорить:
– Да понимаете, вся проза у него какая-то царскосельская. С первых строк думаешь, что это изнеженные фрейлины и пажи перед тобой разгуливают. А оказывается – это современные новые русские якобы так отдыхают за границей. Хотя, конечно, всё сделано мастеровито. Но – не мой писатель.
Кузичкина с гордостью посмотрела на подруг – а! как разложил всё! – и увела критика за стеллажи, в глубь библиотеки, к своему столику. Товарки хихикнули и приставили к губам палец. Один на двоих. Потом, забыв про каталожные карточки, которые нужно раскладывать, вслушивались, что происходит за стеллажами. А там то еле слышно говорили, то подолгу молчали. То вдруг слышался Риткин придушенный смех. Обжимает он её, что ли? А? Или уже вставил?
Вышли оба из-за стеллажей часов в двенадцать. Он по-прежнему в шляпке! Но с новым журналом и книгой. Она – вроде бы смущалась и даже оправляла платье. Сняла с вешалки свою куртку, надела:
– Девочки, я на обед. Если тоже пойдёте домой, всё закройте.
– До свидания! – сказал щекастый и вышел за пассией.
Вот так писатель. Вот так интеллигент. Шляпку даже не хватило ума в помещении снять. В библиотеке! Так и работал, наверное, за стеллажами – с голым задом, но зато в шляпе…
Когда вошли во двор Кузичкиной, уже по привычке посмотрел на балкон её и на крышу. Опять прикинул, через что лучше уходить. В случае чего. При форс-мажоре.
В прихожей снял, повесил плащ. И наконец-то шляпку. Рукой поправил волосы. Хотел пройти в кухню, но пригласили сразу в комнату. Где фантастически пошли исчезать
